Но дело было не только в болезни. Михаил чувствовал, что в душе его произошел перелом, никогда больше не испугается он моря. Он, как говорили когда-то, прошел «соленую купель». Много лет спустя, став капитаном торгового флота, он вспоминал ночной шторм на «Тайфуне» и думал о том, что этим штормом окончательно кончилось его детство.
Костя отдал Нине свою зюйдвестку взамен сорванной ветром, ясные глаза девушки лукаво поглядывали из-под широких полей моряцкой шапки.
Посмотрев на Нину при солнечном свете, Михаил ахнул:
— Что с тобой?
Голос был таким, что она тоже испугалась:
— В чем дело?
— Седая, — еле переводя дыхание, пояснил Михаил. Брови, ресницы, выбившиеся из-под зюйдвестки пушистые волосы побелели.
Нина начала звонко и неудержимо хохотать. Засмеялся и Костя:
— Ну, Семихатка, ты как скажешь!
Немного успокоившись, Нина проговорила сквозь смех:
— Да это же соль! Соль морская на волосах осела. А у меня сердце екнуло, что, думаю, такое.
Михаил сперва надулся. Но, как всегда, сердиться долго не мог и скоро сам подшучивал над своей ошибкой.
— Встреча, — сказал Костя.
Контркурсом к «Тайфуну» шло буксирное судно. Оно тяжело переваливалось на волнах, клевало тупым носом воду. Волны захлестывали палубу, докатываясь до капитанского мостика.
Когда буксир подошел совсем близко к яхте, на крыле мостика показался моряк с красными флажками в руках. Сделал знак вызова.
— А ну, читай, — скомандовал Костя. — Флажную азбуку знать обязан.
Матрос буксира быстро замахал флажками. Михаил читал, отделяя слоги:
— Как де-ла? Не нужна-ли по-мощь?
— Ответь: «Спасибо, у нас все в порядке». Флажки под банкой.
Михаил выполнил приказание.
Моряк снова засигналил.
— Счастливого плавания, — расшифровала Нина.
— Передай, — сказал Костя, — «Благодарим, счастливого плавания и вам».
Буксир скоро скрылся, море опять стало пустынным. Ветер немного ослабел. То исчезая среди бурных волн, то взлетая на гребень, шел «Тайфун».
«Девятый вал» высоко подбросил яхту.
— Вон! — сказал Костя.
Михаил и Нина посмотрели, куда он указывал. Далеко на горизонте появилась темная черточка. Она росла, росла, скоро стал виден маяк, суда в порту, ажурные профили кранов, здания.
«Тайфун» вернулся в Одессу.
Дверь кабинета дяди Павы отворилась. Без стука вошел Приклонский. Не здороваясь, плюхнулся на табуретку.
— Уговорил, — отрывисто бросил Приклонский в ответ на вопросительный взгляд начальника яхт-клуба.
— Кого? — недоумевающе спросил дядя Пава.
— Сеньку Шутько.
— Это который в «Локомотиве»?
— Его самого. Эх, и подлец! Во-первых, говорит, оклад не меньше, чем восемь червонцев; во-вторых, премиальные по заводу, как всем прочим.