Анжелика была готова напомнить королю, что именно по его приказанию, переданному через мадам де Шуази, она была вынуждена столь поспешно уехать. Но король опередил ее.
— Забудем обо всем. Какова цель вашего визита?
— Сир, Бастилия…
Само звучание этого слова вынудило ее мгновенно замолчать. Плохое начало! В беспокойстве она всплеснула руками.
— Так… — осторожно сказал король. — И за кого же вы ходатайствуете? За месье Лозена или за дю Плесси?
— Сир, — оживилась Анжелика, — меня беспокоит только судьба мужа.
— Если бы так было всегда. Но из того, что мне известно, вовсе не следует, что судьба и честь вашего мужа занимают главное место в ваших мыслях. Вы раскаиваетесь?
— До глубины души, сир!
Его проницательный взгляд показал, насколько сильно интересовался монарх личной жизнью подданных.
Анжелика перевела взгляд с бледного лица короля на его руки, лежавшие на столе в спокойной неподвижности, что особенно подчеркивало всю полноту его власти.
— Что за погода! — сказал он, отодвигая кресло от стола и вставая. — Еще только полдень, а уже нужны свечи. Мне плохо видно ваше лицо. Подойдемте к окну, чтобы я мог лучше разглядеть вас.
Она послушно подошла к окну, по которому струились потоки дождя.
— Никак не могу поверить в то, что месье дю Плесси может оставаться равнодушным к чарам своей жены. Должно быть, в этом ваша вина, сударыня. Почему вы не живете в доме своего мужа?
— Месье дю Плесси никогда не приглашал меня туда.
— Забавно. Знаете что, куколка, расскажите-ка, что случилось в Фонтенбло.
— Я понимаю, что мое поведение непростительно, но мой муж причинил мне сильную боль, да еще публично.
Анжелика невольно посмотрела на руку, где еще виднелись следы укуса. Король тоже посмотрел на ее руку, но ничего не сказал.
— Мне было очень больно и хотелось побыть одной. Но рядом оказался месье де Лозен…
И она рассказала, как месье де Лозен стал утешать ее.
— Я считаю, что учтивость по отношению к женщине должна быть неотъемлемой чертой мужчин, это принесет добрую славу нашей стране.
— Так значит, ваш муж ударил вас публично?
Анжелика молчала.
— Ладно, я все равно считаю, что Филиппу следует немного поразмыслить, сидя в стенах Бастилии!
— Сир, я пришла просить вас освободить его. Умоляю вас, выпустите его из Бастилии!
Король удивленно смотрел на нее. Он уже давно знал, что она красивая, но только сейчас рассмотрел ее хорошенько. Его глаза пожирали ее фарфорово-белую кожу, щеки, похожие на спелые персики, чувственные губы. Небрежным движением она поправила выбившийся на виске локон, и король почувствовал зов плоти. Казалось, каждой порой тела она излучала теплоту жизни.