— Пусть побудет одна, — тихо возразила Мэнди. — Неважно, была Айрин Этчеллс ее бабушкой или нет, Эл уважала ее.
Пит содрал дорожку с лестницы, и женщины в гостиной слышали скрип каждого шага Эл, а каждый крошечный взмах их маятников вызывал ответное движение в Элисон, аккурат над диафрагмой. В комнатах было голо; но, когда она открыла гардероб, все платья оказались на месте, в чехлах от моли. Она разворачивала ситцевые саваны один за другим, ее ладони гладили шелк и креп. Это были сценические наряды миссис Этчеллс начиная с ее звездных дней на помостах далекого прошлого. Переливчато-зеленый выцвел до серого, розовый поблек до пепельного. Она изучала их, перебирала хрустальные бусины; облачко тускло-оловянных блесток осыпалось на дно шкафа. Она нырнула внутрь, вдыхая запах кедра, и принялась собирать их в ладошку, думая о Цыгане Поле. Но, выпрямившись, решила, нет, я куплю ему новые. Я неплохо вышиваю, хотя, конечно, только призрачные одеяния, а ему нравятся блестючки поярче. Интересно, почему Пит не забрал эти тряпки? Наверное, счел, что они ничего не стоят. Мужчины! Он похитил мешковатые полиэстеровые юбки и кофты, которые миссис Этчеллс носила каждый день; продаст их, предположила Эл, какой-нибудь бедной иракской бабусе, у которой не осталось ничего, кроме того, что на ней надето, или пострадавшей от бомбежки Лондона: ведь в потустороннем мире войны идут одновременно.
Блестки утекли сквозь пальцы на голые половицы. Эл достала из шкафа две проволочные вешалки. Изогнула их, придав каждой форму ветки с крючком вместо ручки, и вытянула перед собой. Вслед за ними она пошла в заднюю комнату. Вешалки брыкались и вертелись у нее в руках, и, ожидая, пока они немного успокоятся, она выглянула из незашторенного окна на пустой участок за домом. Наверное, конюшни собираются строить, подумала она. А пока можно полюбоваться на задние дворы соседней улицы, на пристройки и гаражи, на желтые нейлоновые занавески, парусами вздымающиеся в открытых окнах, на розы флорибунда, прущие из земли кошмарной опухолью цвета запекшейся крови, на греющихся под солнцем мужчин, которые взяли больничные и обмякли на парусиновых шезлонгах, их белые животы торчат из-под футболок, а пивные банки подмигивают и истекают слюной на солнце. С верхнего этажа свисал флаг, «АНГЛИЯ» было написано на нем красным по белому — можно подумать, кто-то в этом сомневается, хмыкнула она. Ее взгляд перескочил на следующую улицу, где на углу стояли баки для сортировки и хранения мусора: бак для стекла, бак для травы, для ткани, для бумаги, для обуви; у их подножия сгрудились черные мешки с заклеенными желтым скотчем ртами.