Зал онемел от удивления. Администратор пробивался к девице, но всем было очевидно, что он не питает иллюзий на свой счет. Эл казалась совершенно спокойной. Она начала трещать, говоря много и ни о чем, — вот сейчас бы Маргарет Роуз со своей песенкой отлично вписалась. Женщину успокоили двое друзей, они отослали рассеянного парня с микрофоном, промокнули щеки блондинки мятым бумажным платком и уговорили сесть на место, где она продолжила бормотать, кипя от злости.
Теперь внимание Элисон остановилось на немолодой женщине в другом конце зала, она пришла с мужем-здоровяком, которому было явно не по себе.
— Да, эта леди. У вас ребенок в загробном мире.
Женщина вежливо ответила, что нет, никаких детей.
Она произнесла это будто в тысячный раз, будто стояла у турникета, продавая билеты и отказываясь сделать скидку.
— Я вижу, что у вас нет детей на земле, но я говорю о маленьком мальчике, которого вы потеряли. Что, я сказала «маленьком мальчике»? Конечно, сейчас он мужчина. Он говорит, что надо вернуться, вернуться на много лет назад, на тридцать или даже больше. Вам было тяжело, я знаю, потому что вы были очень молоды, дорогая, и вы плакали и плакали, верно? Да, конечно, вы плакали.
В подобных ситуациях Эл держала нервы в узде; у нее был большой опыт. Даже люди на другом конце зала, вытянувшие шеи от любопытства, поняли: что-то происходит, и затихли. Секунды тянулись медленно. Наконец губы женщины шевельнулись.
— В микрофон, дорогая. Говорите в микрофон. Говорите громко и отчетливо, не бойтесь. Здесь нет никого, кто не разделяет вашу боль.
«А как же я? — спросила себя Колетт. — Не уверена, что я разделяю».
— Это был выкидыш, — сказала женщина. — Я так, я так и не увидела. Он не был, они не… так что я не…
— Не знали, что это был маленький мальчик. Но, — мягко добавила Эл, — теперь вы знаете. — Она повернула голову, чтобы видеть весь зал. — Следует признать, что мир в те дни был не слишком милосерден. Времена изменились, и за это мы все должны быть благодарны. Я уверена, те медсестры и врачи старались изо всех сил и не собирались навредить вам, но вышло так, что вам не дали возможности оплакать собственное дитя.
Женщина сгорбилась. Слезы брызнули из ее глаз. Здоровяк подался вперед, словно чтобы поймать их. Публика замерла в напряжении.
— Я хочу, чтобы вы знали вот что. — Голос Эл был спокойным, неторопливым, лишенным нежности, которая могла бы окончательно сломить женщину; она говорила четко и ясно, с чувством собственного достоинства, точно оспаривала счет из бакалейной лавки. — Ваш маленький мальчик теперь привлекательный молодой человек. Он знает, что вы никогда не держали его на руках. Он знает, что это не ваша вина. Он знает, как болит ваше сердце. Он знает, как часто вы думали о нем. — Эл заговорила тише: — Постоянно, каждый божий день вы вспоминаете его. Он говорит это из мира духов. Он понимает, что произошло. Он раскрывает вам свои объятия, он прижимает вас к своей груди.