Она поднимается наверх. Дверь спальни Колетт открыта. В комнате, как и следовало ожидать, чистота и порядок. Перед отъездом Колетт сняла постельное белье. Она поднимает крышку бельевой корзины. Колетт запихала в нее грязные простыни; Эл ворошит их, но больше ничего не находит, ни единой вещи Колетт. Она открывает шкаф. Наряды Колетт похожи на призраков.
Они в Виндзоре, в «Олене и подвязке». Лето, они моложе на семь лет, целая эпоха прошла. Они пьют кофе. Она играет с бумажными пакетиками сахара. Она говорит Колетт, мужчина с именем на «м» войдет в вашу жизнь.
В Уиттоне рука Колетт тянется в темноту общего коридора; безошибочно она находит выключатель у подножия лестницы. Словно я никуда и не уезжала, думает она. Говорят, за семь лет обновляются все клетки тела; она огляделась по сторонам и отметила, что о масляной краске этого не скажешь.
Она раньше Гэвина поднялась к своей бывшей двери. Он обогнул ее, чтобы вставить ключ в замок; его тело касается ее тела, его рука касается ее плеча.
— Извини, — говорит она. Она подается в сторону, съеживается, обхватывает себя руками.
— Нет-нет, это я виноват, — возражает он.
Затаив дыхание, она входит. Принадлежит ли Зоуи, подобно Элисон, к тем людям, которые заполняют комнаты своим ароматом, к людям, которые словно бы здесь, даже когда их нет, которые опрыскивают простыни розовой или лавандовой водой и жгут дорогие масла в каждой комнате? Она стоит, принюхивается. Но воздух безжизненный, немного затхлый. Если бы утро не было таким сырым, она бы поспешила открыть все окна.
Она ставит сумку и вопросительно поворачивается к Гэвину.
— Разве я не сказал? Ее нет.
— А-а. У нее сессия?
— Сессия? — удивляется Гэвин. — Ты о чем?
— Мне казалось, она модель?
— Ах, фотосессия. Понятно. А я подумал, ты решила, что она студентка.
— Так она на съемках?
— Возможно, — рассудительно кивает Гэвин.
Она заметила, что он сложил свои автомобильные журналы на низенький столик очень аккуратной стопкой. Помимо этого, в комнате практически ничего не изменилось. Я думала, он сделал ремонт, за столько-то лет, сказала она себе. Я думала, она захочет переделать все по-своему. Я думала, она выбросит все мое барахло — все, что я выбирала, — и обновит интерьер. Слезы защипали глаза. Она почувствовала бы себя одинокой, ненужной, если бы вернулась и увидела, что все изменилось; но то, что все осталось по-прежнему, заставило ее ощутить нечто вроде… тщетности.
— Наверное, тебе надо в ванную, Гэв, — сказала она. — Тебе скоро на работу.
— Да нет. Сегодня могу поработать дома. Убедиться, что с тобой все в порядке. Можем попозже сходить пообедать, если захочешь. Или прогуляться по парку.