— Я придумал, что один из официантов будет бесконечно повторять: «Боже мой!!!» Мне нравятся обиженные люди, они очень смешные! Перепелки подгорели: Боже мой! Как жарко: Боже мой! Вы уволены: Боже мой!
Нравы большого ресторана очень похожи на театральный спектакль. Наверное, именно это пробуждало в нем творческое воображение, как уже было во времена «Оскара» на подмостках.
— Ресторанная жизнь — непочатый край ситуаций. В них участвуют на низшей ступени официанты — мелкая сошка, шеф-повар, метрдотель и патрон — хозяева жизни, ну и, конечно, клиенты! Есть еще пианист, которого никто не слушает, об этом я мог бы многое рассказать!
Такое замкнутое общество очень интересовало его. Давление тут оказывается без помех и свидетелей. Тем, кто сопротивляется, грозит увольнение, у патрона в руках вся власть, старшие мучают подчиненных, которые думают лишь о том, чтобы донести на других подчиненных, а те, в свою очередь, ждут своего часа, чтобы отомстить им, и т. д. Такие своеобразные кулисы его манили.
В «Большом ресторане» у меня очень мало сцен. Главная длится две минуты. Но чтобы снять ее, я не спал четыре ночи подряд! Остальные сцены — скорее массовочные, но я присутствовал на всех съемках, чтобы поучиться профессии.
— Побольше наблюдай, так ты всему научишься, — советовал мне Луи. — Интересуйся техникой, светом и звуком, это тебе поможет в дальнейшем. Понимаешь, если бы я не обращал внимания на свет, то никогда бы зритель не увидел мои глаза или они были бы блекло- голубые. Операторам наплевать на твои глаза!
Приступаю к моей самой длинной сцене. Она происходит на кухне рядом с шеф-поваром, которого играет Рауль Дельфос. Он защищает меня от Септима — Луи. Внушительная фигура повара мешает ему продолжать свои наскоки. После двух-трех репетиций у Луи возникает новая идея. Надо прибавить рост Раулю, поставив его на табуретку и сделав еще более импозантным.
— Тем самым меня еще более напугает его угроза влепить затрещину! Рядом с ним я буду выглядеть маленькой козявкой!
Образ представляется ему более важным, чем текст: не случайно он всегда мечтал сняться в немом фильме. Когда мы жили в Клермоне, отец показывал нам комедии с участием Лоурела и Харди или Чаплина. Он купил все их фильмы на узкой пленке и любил демонстрировать по вечерам после ужина в специально оборудованной для этого бильярдной. Установка аппаратуры, в частности бобин на проекторе, не всегда проходила гладко… В течение получаса мы слышали лишь его ворчание:
— Окаянный проектор! Все время рвет пленку. Какой-то негодяй продал мне его. Ну вот, опять обрыв!