Луи де Фюнес: Не говорите обо мне слишком много, дети мои! (Фюнес, Фюнес) - страница 47

Ни в коем случае нельзя было приходить ему на помощь.

— Ну конечно, ты же во всем разбираешься, ты ведь знаток по части проекторов! Ну-ка, загляни внутрь! Нет, я справлюсь сам, так будет лучше!

Иногда мы уже теряли надежду увидеть фильм. Тем не менее, нанеся несколько ударов кулаком по корпусу и покрутив отверткой, он добивался того, что на экране наконец появлялись исцарапанные титры картины… Он настолько хорошо знал эти шедевры, что нам было трудно следить за интригой, ибо он заранее сообщал очередной потрясающий гэг.

Его анализ комической игры Лоурела и Харди был чрезвычайно полезен для меня, начинающего актера.

— Они большие молодцы! Видел? С ними постоянно происходят невероятные катастрофы, которые не вызывали бы смеха, если бы были плохо сыграны. Понимаешь, парень, которому выливают на голову ведро воды, никого бы не рассмешил, если бы актеры не сыграли неотразимо эту сцену. Трагическое событие они проживают с большим достоинством. Незначительным событиям, которые предшествуют драме, добавляют необычную окраску и тем самым подготавливают к тому, что случится самое худшее. Падая, человек может сильно ушибиться. Основа эпизода, стало быть, носит драматический характер. Уморительно видеть, как при этом сразу куда-то пропадает человеческое достоинство. Когда ты идешь, то, по крайней мере, отдаешь отчет в своих действиях. И вдруг — трахтарарах! Достоинство пропало, оно полностью позабыто. Но если это случится с ребенком или стариком, никто не засмеется! Чтобы падение вызвало смех, надо сначала увидеть, как некоторое время человек идет с сознанием своей значительности. Если закольцевать пленку с этой сценой и крутить ее несколько раз, она будет выглядеть еще смешнее, ибо зритель успеет обратить внимание на то, что предшествует падению. Лоурел заставляет нас догадываться о неизбежности катастрофы, ибо ведет себя весьма самодовольно. Он спокоен, уверен в себе, искренен. А Харди барабанит по столу в ожидании неизбежного. Чем трагичнее ситуация, тем большей сдержанности требует игра, дабы избежать малейшей вульгарности. Я говорю не о языке, а о необходимости сохранять дистанцию. В повседневной реальности всегда есть что-то гадкое.


Одна из самых трудных сцен в «Большом ресторане» происходит за столиком немцев. В сценарии Септим должен был просто произносить названия французских блюд с немецким акцентом. Но для Луи этого недостаточно, он считает это банальным и лишенным комического эффекта. А ведь он сам принимал участие в написании сценария, хотя теперь упрекает Жака Бенара: тот, мол, слишком строго следует ему, надо найти что-то другое. «Нет, так не годится, это не смешно!»