«Я пойду к тебе, любовь моя. Я должна пойти к тебе… Мне страшно. Ты — мужчина. Ты твердо стоишь на земле. Твой сон глубок и безмятежен. А я ведь всего лишь женщина.., и как женщина.., умею читать знаки судьбы… Но то, что я вижу, ужасно! Я не могу больше спать».
Несмотря на вновь воцарившийся мир, несмотря на песни матросов, которые, чтобы понравиться своим будущим невестам, напевали:
Десять девушек стояли на лугу, Ждали своих суженых, свою судьбу. Дина и Клодина, Шина и Мартина, несмотря на разрядку, наступившую после тревожного напряжения последних дней, которую ощутили все жители Голдсборо, Анжелику не покидало чувство тревоги.
Стоял июль, земля казалась раскаленной, воздух обжигающим. Все вокруг кипело от смешения красок и оглушительных звуков. Ослепительно светило солнце, пронзительно стрекотали цикады, гулко жужжали пчелы, горячий воздух был напоен ароматом цветов, смолы, перегретого сока растений. Высокие свечи розовых, голубых и белых лупинусов, сплетаясь в густые снопы, соперничали с ослепительной красотой вьющихся золотистых лоз, словно отлитых из сверкающего металла. У домов пышно цвели розы и дикий шиповник. Все берега, вплоть до самого океана, были покрыты нежными маками.
Белоснежные морские птицы парили в голубом, с розовым оттенком, небе.
Розовой была и бухта. Как распустившийся цветок. Как обнаженная, готовая отдаться, плоть…
Ах, Катрин и Катеринет, Ах, красавица Сюзон, Герцогиня Монбазон, И, конечно, дю М-е-н…
И только одной Анжелике вся эта искрящаяся красота дня с его негой и вечернее небо с лиловыми тучами, окаймленными огненной бахромой, казались ядовитыми.
На следующий день после отплытия кораблей, после еще одной бессонной ночи, Анжелика решила достать себе оружие. Свои пистолеты она потеряла во время отражения атаки на английскую деревню.
Жан Ле Куеннек, молодой бретонец, у которого был ключ от рабочего кабинета графа де Пейрака, проводил ее в форт и открыл дверь. Бретонца она встретила около оружейного склада, и он рассказал ей, что «Голдсборо» доставил в порт большое количество разнообразных пистолетов, аркебуз и мушкетов, и граф отобрал для себя самые лучшие, последних моделей, чтобы потом, на досуге, рассмотреть их получше.
Войдя в кабинет, он достал из большого сундука то оружие, о котором говорил, и разложил его на столе, заваленном гусиными перьями и заставленном чернильницами. Чтобы было посветлее, он открыл узкое окно. В небольшой, тесной комнате стоял присущий только Жоффрею аромат. Смесь запаха табака и сандалового дерева, которым была пропитана вся одежда графа. Аромат слабый, но весьма ощутимый, не претендующий на оригинальность с целью понравиться, но соответствующий как раз такой особе, как граф.