так здорово, как никогда раньше. И еще сколько всего я помню!
— Не знаю, Кодзи, что мне мешает. Может быть, то, что ничего не мешает.
Так ли это? Сколько раз мы с ней в принципе могли зайти в дом свиданий. Конечно, я хотел ее. Но…
— Не знаю, Кодзи. Дело не в том, что я так уж робок с девушками. А в чем — не знаю.
Кодзи издает глубокомысленное сопение, как в тех редких случаях, когда ничего не может понять.
— Когда же я сподоблюсь увидеть ее опять?
— Возможно, никогда. — Я запнулся. — Она возвращается в Гонконг, в международную школу. В Токио она приезжает с отцом раз в два года на несколько недель. Повидать родственников. Нужно смотреть правде в глаза, Кодзи. Встреча маловероятна.
— Это чудовищно! Ужасно! — Кажется, Кодзи огорчен даже сильнее моего. — Когда она улетает?
Я смотрю на часы:
— Через полчаса.
— Сатору! Останови ее!
— Я думаю… ну, в смысле, что…
— Не думай! Действуй!
— Что ты предлагаешь? Похитить ее? Но она сама распоряжается своей жизнью. Она хочет поступить в университет в Гонконге, изучать археологию. Мы встретились, нам было хорошо вместе. Очень хорошо. А теперь пришла пора расставаться. В жизни такое случается сплошь и рядом. Можно писать письма. В конце концов, мы ж не влюблены так, что жить друг без друга не можем. Ничего подобного…
— Бип-бип!
— А это еще что?
— Извини, у меня тут лажометр зашкалило.
Я откопал старый альбом Дюка Эллингтона. Он напоминает мне о допотопных граммофонах, дурацких усиках и довоенных голливудских мюзиклах. Обычно от него у меня поднимается настроение. «Сядь на поезд А» [24] — в этой композиции столько непрошибаемого оптимизма!
Я пялюсь в темную лужицу на дне чайной чашки и думаю о Томоё в пятидесятый раз за час.
Телефон. Скорее всего, это Томоё. Так и есть. В трубке слышен гул взлетающих самолетов и голос диктора.
— Здравствуй, Сатору!
— Привет.
— Я звоню из аэропорта.
— Слышу.
— Ужасно жаль, что вчера мы не смогли попрощаться по-человечески. Мне так хотелось поцеловать тебя.
— И мне. Но кругом было столько народу…
— Спасибо, что пригласил нас с папой к госпоже Накамори. Папа тоже благодарит. Он уже сто лет ни с кем так весело не болтал, как вчера с Мамой-сан и Таро.
— А о чем они говорили?
— О делах, наверное. У папы доля в одном ночном клубе. И концерт нам очень понравился.
— Да какой концерт! Просто мы с Кодзи.
— Вы оба прекрасно играете. Папа только о вас и говорит.
— Ну… Прекрасно играет только Кодзи. Благодаря ему и я звучу сносно. Он звонил двадцать минут назад. Надеюсь, мы не слишком липли друг к другу вчера в баре. Кодзи говорит, все что-то заметили.