Глава IV. ХАНСКАЯ КАНЦЕЛЯРИЯ
Баку издавна славится развалинами старого дворца Ширван-хана, Девичьей башней, соленой землей, водой и сильными ветрами.
Нестерпимо жжет солнце. На пыльную мостовую ложатся густые тени. Большая разлапистая тень — дерево; квадратная — дом. А вот какая-то смешная, забавная — тень ослика. Ослик прядает ушами, ритмично машет хвостом.
— Ишь ты! — удивляется казак. — Тоже лошадь… Спаси и помилуй… И как персиянцы на них ездют…
— А ты, Иван, спробуй… — советует ему другой, — Спытай. Глядишь, и тебе приглянется.
— Тьфу ты! — Иван Ряднов, серьезный и обстоятельный казак, грозит насмешнику здоровенным кулаком.
Рябой рыжий казачок прыгает прямо под ноги путешественнику.
— Федька! — строго приказывает Ряднов. — Осла кормить будешь. Вишь, какой он тощий… Понял?
— Понял. — угрюмо отвечает казачок и не спеша подходит к ослу.
Нещадно палит солнце.
— Как в сухой бане, — жалуется кто-то и тяжело вздыхает. — Ну и жисть, братцы! Когда же домой-то?
— Домой рано. Не все дела ищо сделали… — поясняет обстоятельный Ряднов.
— А чего осталось? — возмущается кривой, вечно чем-то недовольный Матвей Суслов. — Голь одна кругом.
— Тебе голь. А их благородию виднее. В прошлые разы хинное дерево нашли. Слыхал?
— Ну и што?
— Коль у тебя лихоманка какая случится, лечить станут. Понятие иметь надо!
— Одно и есть, что хина, — не унимается Матвей. — А цветья зачем берем?
«Цветья? — думает Ряднов. — Зачем, в самом деле, их благородие всякие цветочки, словно девка, подбирает? — И тут смекает: — Цветья тоже, значит, от хворобы!»
— Дядя Ваня! — вступает в разговор Федька, — А я надысь ввечеру персиянского черта видел. Величеством больше льва. Шерсть коротка. Глаза — уголья. Голос велик и страшен. А сам хвостатый и весь-весь в пятнах.
— Дурак ты, Федька, — спокойно отвечает Ряднов. — То большая персиянская кошка. Пантер — по-ихнему.
— Чудно как-то… — тянет Федька. — Кошка, а зовут пантер.
— Ну как есть дурак, — вздыхает Ряднов. — Для них, поди, тоже чудно, что вот тебя Федором прозывают.
— И ничего чудного тут нет, — серчает Федька. — А их дербентского хана, слышь, тоже так кличут: Фет Али — Федор…
— Ух, — утирает глаза от смеха Ряднов. — Ну и скоморох же ты, Федька! А теперь скажи мне: если дербентский хан твой тезка, почему он лошадей тебе пожалел?
Федька разевает рот, чтобы все объяснить. Не он, мол, виноват, а их благородие: не захотел резать ханскую щеку, вот хан и не дал лошади. Но казачок тут же спохватывается: как бы опять не попасть впросак. Чуть что, казаки над ним до упаду хохочут. А как смеялись они в караван-сарае, Федьке до сих пор вспомнить тошно.