Хан почти не кормит русских. Единственное, на что он не скупится, — угрозы: каждый раз он грозится продать их в Турцию.
Фридрих Бауэр гладит Федьку по голове и говорит:
— Когда плохо, смеяться надо. Если смеешься, совсем не хочешь кушать.
Казачок улыбается: кто говорит ему это?! Толстяк Бауэр. Сейчас рисовальщик напоминает ему большой мешок. Складки, складки. На руках, на шее, на лице. Всякий раз, когда Федька смотрит на его мятое лицо, ему хочется взять утюг и разгладить его. При мысли об утюге казачок внезапно хохочет. И Бауэр улыбается все шире и шире. От улыбки лицо его становится похожим на чудную маску: скоморох, да и только.
Совсем недавно Федька слышал, как Гмелин сказал: «Вам, Бауэр, сейчас только на ярмарке выступать…» «И правда, — думает казачок, — проведи по деревне такого, за животы возьмутся».
Федька представляет себе это и вдруг на самом деле хватается за живот.
«От смеха», — решает вначале Бауэр, но потом замечает: мальчик корчится от боли.
— Как ножом, ножом режет, — шепчет казачок.
Бауэр осторожно растирает живот Федьки, а в это время студент Михайлов, сложив гнездышком руки, кричит им:
— Уууцмий я-а-вился!
— Не запылился, — ворчит в ответ Бауэр и помогает Федьке подняться.
Они идут на пригорок, туда, где их сакля. Там ждет их властелин этих гор, сиятельный разбойник уцмий.
Эмир Гамза говорит мало, но Бауэр, Михайлов и Федька понимают значение каждого его жеста. Вот он сжимает кулак — это значит: когда вы, подлые твари, соизволите убраться отсюда?
Молчание.
Они знают, за этим жестом сейчас же последуют слова «или я вас продам в рабство».
Слышен лай собак да тяжелое сопение разгневанного владыки.
— Я дарю вам свободу, неблагодарные твари!.. — орет он.
И вдруг студент Михайлов кланяется.
— Благодарствуем!
Эмир Гамза польщен.
Однако студент продолжает:
— Благодарствуем, о великий и могучий уцмий… Столь велик ваш разум, он так тронул наши сердца, что мы просто не в силах покинуть вас.
Владыка доволен.
И тогда Михайлов добавляет:
— Мы так радеем о вашем успехе… Лучших послов к кизлярскому коменданту, чем Бауэр и я, клянусь аллахом, вы не найдете.
Безусловно, лучше, чем эти хитрые русские твари, эмир Гамза послов для письма с требованием выкупа никогда не сыщет.
Лицо владыки, горбоносое, острое, постепенно округляется. Уцмий улыбается: «Я рад, что вы довольны моим гостеприимством».
— Ты лучше скажи, — тычет эмир Гамза плеткой в Федьку, — как твой бек?
Однако казачок тоже не лыком шит.
— Умирает… — тихо говорит Федька и безнадежно машет рукой. — Умирает барин. Вы бы ему барана дали…