Он. Не называл я Вас старухой.
Она. Называли.
Он. Не называл. Неправда!
Она. Что неправда?
Он. Что Вы старуха.
Она. Что же я – молодая женщина? Опять беззастенчиво лжете!
Он (теряя терпение). Нет, с Вами не сговоришься…
Она. А о чем, интересно, мы должны с Вами сговариваться? О каких, собственно, делах? (Окончательно вознегодовала.) Чалма моя почему-то ему не приглянулась! А Вы на себя взгляните – пуговицы на пиджаке как не было, так и нет! Мало того – вон уж и другая на ниточке висит… Просто любопытно, куда Ваша жена смотрит!
Он (холодно). Прошу простить, но я холост, товарищ Жербер.
Она (чуть помедлив). Неужели?
Он. Представьте себе.
Она. Тем более должны были бы в порядке находиться. Есть же у Вас знакомые женщины, которые Вас ценят, симпатизируют… благоволят, в конце концов…
Он (сдерживая гнев). Для того чтобы навечно поставить все точки над «и», должен заявить, что я занят делом и мне решительно не до женщин. Как я уже указал, они мне абсолютно безразличны. Все! До единой!
Она. Непостижимо! Какую цель Вы преследуете, говоря мне неправду… Врач на курорте! И притом холостяк – заметьте… Несомненно, у Вас была бездна романов.
Он. Бездна? У меня?
Она. И это естественно. Вы вполне представительный мужчина. Я бы даже сказала – импозантный.
Он. Импозантный?… Товарищ Жербер, откуда в Вас столько цинизма?
Она. Не понимаю, что Вас ужасает. Любовь украшает человека. Мужчину – тем более.
Он. Невероятно! Где Вы набрались этой пошлости?
Она. При чем тут пошлость? (Проникновенно.) Я говорю о любви. Вы что же, отрицаете ее? (Улыбнулась неотразимо.) Игру страстей?
Он. Какой ужас!
Она (хладнокровно). Что Вы имеете в виду?
Он. Ваш тон!… Фривольный донельзя. Есть вещи, шутить коими преступно. Любовь – святыня. Я говорю это как очевидец. Я был однажды женат.
Она. И никогда никого, кроме нее, не любили?
Он. А зачем мне было любить еще кого-нибудь, если я всегда любил ее?
Она (шепотом). Немыслимо.
Он. Прошу меня извинить, но я ухожу. Должен заметить, что ничто так не претит мне в женщинах, как пошлость и цинизм. А Ваша духовная распущенность ужасает меня, товарищ Жербер! (Идет к выходу.)
Она. А каково Вам будет без ваших леденцов?
Он останавливается.
(Сокрушенно.) Вот они – оставлены на столике…
Он (возвращается, прячет коробочку с леденцами в карман.) Мы разные люди и, как бы ни старались, никогда не поймем друг друга. Вот почему я предпочел бы ограничить наши беседы рамками лечебно-санаторного характера. Исключительно! (Выходит из кафе.)
Она (смотрит ему вслед). Какой странный человек.
III.
Ее одиннадцатый день