– Я прожила в Лимнийском лесу всю свою жизнь и с детства знала, что у нас, у колдуний рода Левенах, своя, особая судьба. Особое предназначение. Я поклялась отдать жизнь, защищая лимнийцев, и я не стану уклоняться от исполнения долга. Но ты, Олдер… ты первый мужчина, первый человек не моей крови, ради которого я бы с радостью умерла. Я не могу этого объяснить, я сама себя не понимаю. И мне все равно… Если я должна умереть этой ночью, то пусть я умру в этих руках, от этих клыков.
Она еще ниже склонилась к нему, и ее страсть вспыхнула с новой силой, потому что она знала: часы, которые им суждено провести вместе, сочтены и время стремительно убегает.
– Я не хочу причинять тебе боль, Беатрикс, – прошептал Олдер.
Она ласково ему улыбнулась.
– А может, ты меня любишь, Олдер?
Он нахмурился и отвел глаза – словно устыдился чего-то. Потом со вздохом пробормотал:
– Любовь не свойственна моей природе.
– А я думаю, что свойственна, – возразила Беатрикс. Она легла рядом с ним на узкую кровать. – До тебя я не желала ни одного мужчину, но теперь… Олдер, ты можешь взять меня с чистой совестью.
– У меня нет совести, – пробурчал он в ответ, и Беатрикс заметила, что его зрачки расширились в мерцающем свете свечей.
И еще ей показалось, что английский акцент стал сильнее. Она провела ладонью по его груди и тихо сказала:
– Олдер, возьми меня. Дай мне то, о чем я прошу. Давай проведем эти последние часы вместе. – Она нежно поцеловала его в губы. – Олдер, пожалуйста, не отказывай мне.
Он с жадностью впился поцелуем в ее губы и крепко прижал к себе. Минуту спустя, чуть приподнявшись, Беатрикс закинула ногу ему на бедро, стараясь не потревожить рану. Ей мучительно хотелось вновь ощутить его в себе, чтобы наконец-то разрешиться от бремени желания – страсть ее достигла предела в тот самый момент, когда вспыхнул пожар.
Немного помедлив, Олдер накрыл ее своим телом и откинул полы ее длинного фартука и балахона под ним. После чего уткнулся губами в ее шею. Она повернула голову, подставляя ему артерию, но он, сделав над собой усилие, прохрипел:
– Не позволяй мне сделать это, Беатрикс.
– Я заставляю тебя сделать совсем другое, – ответила она, приподнимая бедра ему навстречу. – Олдер, ты должен взять меня. Я приказываю. Ты понял меня, Олдер?
И тут он зарычал. Зарычал так, как рычал, пребывая в звериной своей ипостаси, в облике волка. Еще выше задрав полы ее балахона, он с угрозой в голосе проговорил:
– Хорошо, я повинуюсь тебе, Левенах.
В следующее мгновение Олдер вошел в нее, и оба громко застонали. Он входил в нее раз за разом, входил ритмично и уверенно, наполняя ее собой, своей силой. И так же ритмично и уверенно она раз за разом устремлялась ему навстречу, глядя при этом прямо ему в глаза. Движения их становились все быстрее, и все громче становились стоны, вырывавшиеся из груди Беатрикс. Наконец, содрогнувшись всем телом, она громко закричала. И в тот же миг Олдер прижался губами к ее шее. Она почувствовала укол его клыков в тот самый миг, когда он излил в нее свое семя. Но уже в следующее мгновение он резко дернул голову, так и не проколов ее артерию, и тоже закричал. Этот крик Олдера еще долго звучал у Беатрикс в ушах, звучал словно какое-то странное эхо. И еще она запомнила ослепительный белый свет, струившийся откуда-то с потолка в тот момент, когда в нее изливалось семя вампира, которое она принимала с жадностью и благодарностью.