Ибн-Ибрагим, учитель Бартоломью, предупреждал его, что некоторые выбранные им способы лечения могут вызвать враждебность и неприятие. Однако столь откровенное недоверие со стороны собственных студентов явилось для Бартоломью полной неожиданностью. Пока юнцы с пеной у рта наскакивали друг на друга, доктор думал о различиях между арабской и христианской медициной. Мысль о том, что он совершает ошибку, следуя заветам Ибн-Ибрагима, все чаще приходила Мэттью на ум. Прежде он наивно надеялся, что успехи, которых он достиг в лечении ран и тяжких недугов, говорят сами за себя. Ему казалось, что коллеги, приверженцы традиционных методов, неизбежно должны признать — методы эти уступают тем, что исповедует Бартоломью. Однако брат Бонифаций заявлял, что успехом Бартоломью обязан дьяволу, ибо действует по наущению врага рода человеческого. Грей и Балбек, напротив, утверждали, что дар исцеления Бартоломью получил от Бога — словно знания и навыки, которыми их наставник с усердием овладевал, не значили ровным счетом ничего.
Прислушиваясь к гневным тирадам Бонифация, Бартоломью решил обратиться к мастеру с заявлением, что он не в состоянии учить тех, кто не желает учиться. Впрочем, после черной смерти количество студентов во всех колледжах резко сократилось, по-прежнему много было лишь желающих овладеть ремеслом законника. Поэтому Майкл-хауз, также испытывавший нехватку студентов, никак не мог отказаться от францисканцев.
После обеда, прошедшего в безмолвии, Бартоломью отправился в церковь Святой Марии на поиски Майкла. Церковные служки сообщили доктору, что им не удалось отыскать ни Джанетту, ни родственников Фруассара. Известие это, как ни странно, обрадовало Бартоломью. Расследование не могло продолжаться, пока они с Майклом не побеседуют с этими людьми. Промедление, вызванное их отсутствием, позволяло доктору уделить больше времени занятиям.
Он уже собирался вернуться в Майкл-хауз, как вдруг лицом к лицу столкнулся с де Ветерсетом. Канцлер желал незамедлительно увидеть убитую женщину. С трудом скрыв гримасу досады, Бартоломью последовал за ним в церковный подвал, расположенный под алтарем. Дверь в подземелье оказалась запертой. Канцлер приказал Гилберту отпереть ее и первым спуститься вниз по влажным ступенькам. Гилберт, несмотря на всю свою исполнительность, замешкался, устремив на дверь исполненный страха взгляд. Де Ветерсет сурово посмотрел на клерка и уже собирался повторить распоряжение, но неожиданно сменил гнев на милость и снисходительно похлопал Гилберта по плечу.