Канцлер бросил на Бартоломью недовольный взгляд.
— Для такого осмотра придется все перевернуть вверх дном?
— Нет, — ответил несколько удивленный доктор. — Я надеюсь сделать это быстро и аккуратно.
— Тогда займитесь этим здесь, вдали от глаз прихожан. Гилберт, спуститесь вниз и встаньте у подножия лестницы, дабы никто не помешал доктору. Отец Катберт, возможно, вы не откажетесь помочь Гилберту? — Канцлер повернулся к Майклу и Бартоломью. — Если вы не возражаете, я вас оставлю.
Де Ветерсет сжал в руке пачку документов.
— Я должен безотлагательно поместить их в другое надежное хранилище.
— Столь же надежное, как и это, — насмешливо прошептал Майкл, многозначительно взглянув на Бартоломью.
Де Ветерсет, который не разобрал слов Майкла, но счел тон монаха неуместным, посмотрел осуждающе.
— Как только закончите осмотр, сообщите мне, — распорядился он.
Затем, сделав Хэрлингу и Джонстану знак следовать за собой, канцлер вышел из комнаты, плотно прикрыв дверь.
Бартоломью провел рукой по своим спутанным волосам.
— Эта история мне не нравится! — произнес он, повернувшись к Майклу. — Все, чего я хочу, — спокойно учить студентов и лечить больных. А от университетских интриг предпочел бы держаться в стороне!
На пухлом лице Майкла мелькнуло понимающее выражение.
— После эпидемии черной смерти ты самый опытный и уважаемый доктор в университете, — сказал он, похлопав Бартоломью по плечу. — Именно потому канцлер и обратился к тебе за помощью. Думаю, твое участие в этом деле ограничится осмотром трупа. Никто не собирается втягивать тебя в хитросплетения тайных козней.
— Надеюсь, ты прав, — с чувством ответил Бартоломью. — Случись подобное, я без промедления покинул бы Кембридж, обосновался в тихом местечке, где меня никто не знает, и занялся бы врачебной практикой… Что ж, Майкл, приступим. Посмотрим, что случилось с этим бедолагой, и сообщим де Ветерсету о результатах нашего осмотра. Дай бог, после этого он отпустит нас восвояси.
С этими словами Бартоломью принялся осторожно снимать с покойника сутану. Труп уже окоченел, и сутану пришлось разрезать ножом. Когда одеяние упало на пол, доктор начал тщательный осмотр тела. Несмотря на все старания, ему не удалось обнаружить никаких признаков насилия — ни синяков, ни ран, ни даже царапин. Лишь на левой ладони мертвеца темнел порез, столь незначительный, что Бартоломью с трудом разглядел его. Он внимательно осмотрел ногти покойного, под которыми могли застрять крошечные волокна одежды убийцы, однако не нашел ничего, кроме грязи. Руки монаха, мягкие, незагрубевшие, явно свидетельствовали: хозяин их не привык к тяжелому труду. Крошечное чернильное пятнышко на большом пальце наводило на мысль о том, что покойному приходилось много писать. Повернув мертвую руку к свету, Бартоломью различил на большом пальце затвердевшую мозоль. Скорее всего, этот человек был писцом, решил врач.