— Та самая Джанетта из Линкольна, о которой я тебе рассказывал вчера, — ответил Бартоломью, недовольный тем, что Майкл обошелся с его спасительницей столь неучтиво.
— Ах, вот как, — откликнулся Майкл. — Но ты умолчал о том, что эта особа побывала под судом.
— С чего ты взял? — пробормотал изумленный Бартоломью. — Она вовсе не похожа на нарушительницу закона.
— А шрамы на ее лице ты разве не заметил? Мне доподлинно известно, что в Линкольне был некий суровый судья: он наказывал шлюх, выжигая на их лицах подобные украшения. Он считал, что тем самым наставляет их на путь истинный — ведь вряд ли найдется много охотников платить за ласки женщины с изуродованным лицом. И хотя этот судья недолго занимал свой пост, он успел стяжать себе громкую славу, ибо был неумолим к преступникам. Даже к тем из них, кто совершил не слишком тяжкие злодеяния.
— Если твой судья столь сурово карал и за незначительные проступки, вполне возможно, что Джанетта виновата вовсе не в торговле телом, — заметил Бартоломью.
— Нет, шрамами на лице он награждал одних непотребных девок, — возразил Майкл. — Можешь не сомневаться, Мэтт, твоя знакомая была шлюхой, в свое время предстала перед судом и получила наказание. Помяни мое слово, это так.
— Кстати, а что случилось с тем непримиримым врагом разврата? — осведомился Бартоломью.
— Участь его весьма печальна. Беднягу убили в борделе, — с усмешкой сообщил Майкл. — Наверняка у многих шлюх в том борделе лица по его милости были подпорчены. И уж конечно, твоя Джанетта из Линкольна на собственной шкуре познала суровость правосудия.
— Теперь понятно, почему она оставила Линкольн. Ведь, в отличие от тебя, далеко не все так хорошо осведомлены об особенностях тамошнего правосудия. Должно быть, она надеялась, что в другом городе никто не догадается о ее прошлом, — предположил Бартоломью.
— Значение подобных шрамов известно мне лишь потому, что я видел точно такие же на лице одной бродячей певицы из труппы ярмарочных лицедеев, — пояснил Майкл. — Я спросил, что за беда с ней стряслась, и она без утайки рассказала мне о линкольнском судье и о том, как он поступал с женщинами определенного ремесла.
Бартоломью недоверчиво поглядел на товарища. Ему трудно было представить, что бродячая певица пустилась в подобные откровенности с монахом-бенедиктинцем. Майкл заметил его взгляд и поспешил сменить тему разговора.
— Идем же, — сказал он, вскинув брови. — Мы хотели осмотреть траву под окнами Бакли.
Как и предполагал Бартоломью, они без труда обнаружили следы, свидетельствующие о том, что мебель из комнаты вице-канцлера была спущена в сад через окно. Трава была примята, и на земле виднелись колеи, оставленные колесами повозки. Хорошенько приглядевшись, Бартоломью заметил кое-что еще.