— Ну ладно. Родилась в Вустершире, дочь священника. Сбежала из резервации. Служила то там, то сям. Долго была секретаршей у Летиции Карберри. Слышали о ней?
— Вроде бы нет.
— Очень известная дама. Борется против курения.
— Хорошо, что я ее не знаю. Я таких видел. Толстые, склочные…
— А вот и нет! Тоненькая и ласковая. Правда, не слишком умная.
— Конечно, если вас выгнала.
— Почему выгнала?
— Вы же у нее не служите.
— Это очень трудная работа, мужская. Конечно, я могла бы войти в компанию, но Летиция решила поехать в Южную Америку, а мне не хотелось уезжать. Наверное, ей донесли, что там много курят. Расстались мы в самых лучших отношениях, прощались, как мать с дочерью или как тетка с племянницей, хотя не знаю, как прощаются тетки.
— Примерно так же, как дяди с племянниками.
— Потом я нашла нынешнюю работу.
— Счастливый конец?
— Да. Я ее люблю. А теперь, ради Бога, отвечайте вы. Эта пьеса много для вас значит?
— Очень много.
— Что ж, желаю удачи.
— Спасибо. Вы пьес не писали?
— Все, все, все! — сказала Салли. — Спрашиваю я. Вам показалось, что вы пишете мою биографию?
Когда она ушла, на его взгляд — слишком скоро, Джо пришло в голову, что надо помириться с мисс Далримпл. Он перехватил ее у выхода и пригласил в кафе. Она была довольно приветлива, но в кафе шла и так, с мистером Лльюэлином, известным киномагнатом.
1
Привратник актерского входа сидел в своей клетушке и сильно страдал — не потому, что он хотел курить, а это ему не разрешалось, но потому, что за дверью, слева, кончала свой путь «Кузина Анджела», и это его огорчало.
Лично он, мистер Мак, не имел к ней ни малейшего отношения. Он сам любил подчеркивать, что его не касаются никакие дела за дверью. Что бы там ни творилось; он оставался, как несменяемые чиновники министерства иностранных дел. Но за короткие недели знакомства он привязался к автору и теперь его жалел. Одна только мысль обо всех недоумках, чьи пьесы шли по году с лишним, убеждала в том, что судьба серьезно ошиблась, попустив «Кузине Анджеле» лишь шестнадцать представлений.
Поделиться этой мыслью было не с кем, разве что с солидным мужчиной, стоявшим у стены. Глаза его были закрыты, лицо кое-как освещала сонная улыбка. Нельзя сказать, что голову венчали виноградные листья, но даже менее опытный диагност определил бы, что он, как говорится, выпил. Признав в нем американца, Мак привычно удивился, как это граждане этой страны ухитряются стоять на такой стадии опьянения.
Но уж обмениваться мыслями или, как сказал бы Шекспир, искусно обручать свой ум с другим,