— Ушел.
— Ушел?
— Да. Улетел на крыльях ветра.
— Совсем?
— Видимо, да. Держал саквояж.
Толстый человек не огорчился, а обрадовался.
— Туда ему и дорога, — заметил он.
— Он меня впустил, — поведал Джо, — а докладывать не стал. Очень спешил уйти. По-видимому, у вас произошла размолвка.
— Сжег мою кашу, а я ее ка-ак швырну!
— А, понятно! Многие не любят, когда в них швыряются кашей. Я, например.
— Кто вы такой?
— Джозеф Пикеринг. От Николза, Эрриджа, Трубшоу и Николза. Они сказали, что вы хотите меня видеть. Вот я, пожалуйста.
Толстый человек совершенно преобразился.
— А, вот вы кто! Очень рад, мистер Пикеринг, — сказал он, радушно протягивая руку.
— Это приятно.
— Вы мне нравитесь. Именно такой человек мне и нужен. Спокойный.
— Это хорошо.
— Лучше некуда. Садитесь… эй!
— Что такое?
— Я вас видел.
— Да?
— Где вы были пятнадцатого октября? Этот вечер Джо вспоминать не хотелось.
— В театре, — ответил он.
— То есть перед театром?
— Был и там. Беседовал со швейцаром.
— Так я и думал. Только я собрался оторвать ему голову, вы меня — хапц! шмяк! В общем, вышвырнули.
Если бы Джо не сидел на стуле, он бы пошатнулся от очередного удара. Мерцание мечты, обещавшей ему роль ангела и жалованье по пятницам, немедленно померкло. Он был умен и знал, что, общаясь с потенциальным патроном, можно войти в доверие лаской и кротостью; но если уж ты его вышвырнул, не сетуй. Или одно, или другое — третьего не дано.
Как ни странно, утраченный патрон приветливо улыбался. Если Лльюэлин не смотрел на него, как отец на любимого сына, мы и не знаем, как смотрят эти отцы.
— Пикеринг, — сказал он, — вы и представить не можете, как я вам обязан. Вы меня просто спасли, да, да.
Джо показалось, что разумней всего скромно, но понимающе улыбнуться. Так он и сделал; и Лльюэлин продолжал:
— Многие назвали бы это счастливым стечением обстоятельств, но черт с ними, со многими. Например, они говорили, что мои «Сердца в Мозамбике» — полная чушь, а я сгреб двадцать миллионов. Как вы там оказались в тот вечер?
— Моя пьеса шла. Прощался с труппой.
— Это вы написали пьесу?
— Я.
— А я ее три раза смотрел. Очень неплохо!
Любовь к этому тончайшему человеку захлестнула несчастного автора. Он сразу ему понравился, но все ж не настолько. Вот уж поистине родственная душа.
— Правда? — спросил он, расплывшись в улыбке. — Вам понравилось?
— Можно снять хороший фильм. Заметьте, я не сказал «прекрасный», я даже не сказал «отличный», но хороший — можно. Мы об этом еще поговорим. А знаете, что вы для меня сделали?
— Нет, — признался Джо. Мистер Лльюэлин начал не сразу.