Собеседник тем временем продолжал, уже повеселее:
— Хозяин просил передать, что иска не предъявит. Такое свидетельство старой дружбы развеселило и Гомера.
Он понял, что больше всего боялся огласки.
— Если… — добавил клерк, и мир омрачился снова.
— Если?
— … вы немедленно ее увезете.
Гомер не столько вздохнул, сколько фыркнул.
— Хорошо, увезу.
— Да, да, увозите.
— Дело в том, — пояснил юрист с обретенным снова достоинством, — что я еду в Европу, в Брюссель, на конгресс Пен-клуба.
Слова эти изменили все; суровый судья превратился в робкого свидетеля.
— Пен-клуба? Разве вы писатель?
— Консультант. Вообще же, я очень люблю стихи.
— Ах ты, Господи! Я тоже. Немножко пишу…
— Стихи успокаивают душу.
— Вот-вот! Как-то легче в этой гонке.
— Печатались?
— Так, раза два. В небольших журналах.
— Они мало платят.
— Да уж, не густо!
— Какой у вас жанр? Я лично люблю лирику.
— Такие… ну… песни протеста.
— Я их плохо знаю.
— Почитайте, почитайте, очень советую.
Атмосфера в святилище изменилась, и к лучшему. Гомер обнаружил в молодом человеке множество прекрасных свойств. Тот, поначалу опознавший в Гомере одного из капиталистов, против которых и протестовали его песни, увидел теперь родственную душу, у которой, по несчастью, вороватая сестра. Словом, беседа их обратилась в пиршество любви.
— Знаете, — сказал молодой человек, которого мы, отбросив околичности, прямо назовем Стотлмейером,[45] — знаете что, не так все просто.
— В каком смысле?
— Ну, посудите сами. Вот вы едете в Брюссель.
— Да.
— И берете сестру.
— Да.
— Разве там нет магазинов?
Гомер понял его. Кража, как и поэзия, не ведает границ. Ворами гнушаются повсюду. Перед помраченным взором встала картина: бельгийские сыщики ведут сестру к незнакомому директору.
— Что же делать? — проговорил юрист, и Стотлмейер ответил:
— Я бы на вашем месте оставил ее в Англии. Только не в Лондоне.
— А где?
— В какой-нибудь усадьбе. Теперь многие пускают гостей за деньги. На этой неделе я видел объявление в «Нью-Йоркере». Меллингэм-холл. Я это место знаю, мне рассказывал один знакомый англичанин, Джерри Уэст. Усадьба его дяди, сэра Криспина Скропа. Что это вы?
Лицо Гомера засветилось, если может светиться хороший жирный пудинг.
— Я хорошо знаком с его братом, — сказал он. — Уиллоуби Скроп, видный юрист. Мы вместе разбирали несколько дел. Да, помню, он говорил об усадьбе. Она историческая.
— Магазинов рядом нет?
— Наверное, нет. Сельская глушь.
— То, что надо!
— Уиллоуби Скроп договорится заранее, я ему позвоню. Спасибо вам большое.
— Не за что. Разрешите представиться: Стотлмейер.