— Много интересного, — ответил он. — Кстати, вам передали, что я звонил?
— Звонили?
— Да, в контору, когда вы только что уехали. Я сказал, что миниатюра в среднем ящике. Все ж, так вернее, — со значением прибавил он. — Не хотелось, чтобы она попала в чужие руки. Ночью я спустился вниз — так часа в два — и положил ее в ваш стол.
Если Уиллоуби испытывал сильные чувства (скажем, если его доводил известный нам Перси), цвет лица становился у него как-то гуще. Сейчас оно было пурпурным, словно царские одежды, и представляло большой интерес для медицины. Смотрел он на Гомера так, как смотрит одна улитка на другую, глубоко ее поразившую. Что до ушей, они пылали.
— Значит… — выговорил он и подавился. — Значит, она там и лежит?
— Естественно.
— Тогда что же Берни дала викарию?
— Простите?
— Берни дала ему миниатюру для благотворительного базара.
— А, — сказал Гомер и даже хихикнул, — это другая! Купила в лавочке за пять шиллингов, хотела вам подарить, но постеснялась. А вас, сэр Криспин, я извещаю, что у меня мышь. Только я лягу, она скребется. Но вы сейчас заняты, обсудим попозже.
Когда он удалился, его коллега, совершенно лиловый, приступил к нелицеприятной критике, но вдруг прервал сам себя и даже просветлел.
— Сэкономлю двести фунтов, — сказал он, и брат его заблеял от горя. — Не блей, Крисп. Платить тебе не за что.
— Послушай, Уилл!..
— Не за что. Дело есть дело.
— А ко мне это относится? — едва дыша, спросил их племянник.
— Нет, к тебе — нет. Деньги ты получишь, и очень кстати, если не раздумал жениться на Джейн.
— Я не понимаю…
— Сейчас поймешь. Кстати, где она?
— Поехала в Лондон, к нью-йоркскому юристу.
— Я его видел. Значит, он ей скажет.
— Что он скажет?
— Что у нее нет ни гроша.
— Как?!
Это вскричали и дядя, и племянник, дядя — громче.
— Ты говорил мне, — начал он тем самым голосом, каким сообщал недавно о Бернадетте и благотворительном базаре, — ты говорил, что она купит дом!
— Что ж, не купит. Насчет гроша я преувеличил, но денег у нее мало.
— Я лучше пойду лягу, — проговорил сэр Криспин. Теперь потрясенную улитку напоминал Джерри.
— Что случилось? — спросил он. — Нашли другое завещание?
— Нет-нет. Американцы, мой друг, — это акулы. Покойный Донахью не любил платить налогов. Удавалось это ему пятнадцать лет. Так что акулам есть что делать. Помню, один мой клиент унаследовал четыреста тысяч, а осталось ему — семь. Спасибо, если ей столько останется.
— Ой, Господи! — вскричал Джерри. — Ой, как хорошо! Именно тут и вошел Чиппендейл.
— Что вам нужно? — строго спросил Уиллоуби.
— То есть как это что? — удивился он. — Ну, дает! Сходите к врачу, дорогуша. Ладно, вот она. Насчет условий…