— Вот что, — продолжала незнакомка, — уйми ты свою собаку. Заснуть невозможно, штукатурка сыпется.
— Прости, — отвечала Аврелия, — привыкла, не замечаю.
— В отличие от меня. Накрой его чем-нибудь.
Арчибальд дрожал как желе. Да, любовь устояла, но облегчение было столь сильным, что на какое-то время он отключился. Но тут услышал свое имя.
— Приехал этот Арчи? — спросила подруга.
— Наверное, — отвечала Аврелия. — Телеграмма была.
— Между нами, как он тебе?
Чужих разговоров не слушают, но, вынужден признаться, молодой человек из рода, прославленного рыцарством, не исчез, а припал к занавеске. Возможность узнать правду из первых рук буквально сковала его.
— Арчи? — задумчиво переспросила Аврелия.
— Он самый. В клубе ставят семь к одному, что ты за него выйдешь.
— Почему это?
— Ну, он вокруг тебя скачет. В общем, такой вот счет, перед моим отъездом.
— Ставь на «нет», много выиграешь.
— Это точно?
— Куда уж точнее!
Арчибальд издал звук, напоминавший последнее кряканье умирающей утки. Подруга явственно удивилась.
— Ты же мне говорила, — напомнила она, — что встретила свой идеал. Ну, тогда, на скачках.
Из-за гардины послышался вздох.
— Я так и думала, — сказала Аврелия. — Он мне очень понравился. Уши такие, подвижные… И вообще, все говорят, что он совершеннейший душка — добрый, веселый, глупый. Если верить Алджи Уилмондэм-Уилмондэму, он изображает курицу так, что этого одного хватит для семейного счастья.
— А он изображает?
— Нет. Пустые сплетни. Я спросила, он просто взорвался. Подозрительно, да? Потом подозрения оправдались. Сноб и зануда.
— Что ты говоришь!
— То. Смотрит так это, благоговейно. Наверное, дело в том, что я величественная. Вроде Клеопатры.
— Да, нехорошо.
— Что уж хорошего! Внешность не выбирают. Ладно, я выгляжу так, но это неправда! Мне нужен хороший, спортивный парень, который обхватит меня и взревет: «Ну, ты даешь, старушка!» Разыграть умеет, подстроить что-нибудь…
И Аврелия снова вздохнула.
— Да, кстати, — сказала подруга, — если он приехал, он в той комнате?
— Вероятно. А что?
— Я ему простыни зашила.
— Это хорошо, — признала Аврелия. — Жаль, я не додумалась.
— Теперь поздно.
— Да. Но я вот что сделаю. Ты говоришь, Лизандр храпит. Суну его в то окно.
— Замечательно, — одобрила подруга. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Судя по звуку, там, внутри, закрылась дверь.
Как я уже говорил, у племянника моего было немного ума, но какой был, тот кипел. Человек, которому надо изменить всю систему ценностей, чувствует себя так, словно взобрался на Эйфелеву башню, а ее выдернули. Вернувшись к себе, Арчибальд положил мыло в мыльницу и сел на кровать, чтобы все обдумать.