Ронни помрачнел; он вообще мрачнел, думая о леди Констанс Кибл. Когда последний из Фишей, единственный сын леди Джулии, племянник лорда Эмсворта, сообщил, что женится на хористке, отзывы были, скажем так, разные. Одни — получше, другие — похуже.
Дворецкий Бидж, восемнадцать лет любивший его как сына и сразу полюбивший Сью, был очень рад. Рад был и Галли Трипвуд, который когда-то, в бурной молодости, едва не женился на той, кто стал бы Роналду тещей. Кларенс, девятый граф, проговорил: «О! А?» — и вернулся к мыслям о свинье.
Протесты, как обычно бывает, исходили от женщин. У них всегда нет-нет, да есть сословные предрассудки. На честную бедность, в сущности, они смотрят иначе, чем Бернс. Мы знаем, что думала леди Джулия. Не лучше относилась к предстоящему браку и сестра ее, Констанс, которую явственно ужасало пятно на славном гербе. Чувств своих она не скрывала, то глубоко вздыхая, то сухо поджимая губы. Теперь мы поймем, почему Ронни помрачнел.
— Что до тети Констанс…
Собирался он сказать, чтобы в случае чего Сью дала ей по уху; собирался — но не сказал, ибо из дома вынырнул молодой человек с юрким рыльцем, подвитыми бачками и мерзкими усиками. Помешкав на пороге, он увидел юного Фиша и нырнул обратно. Юный Фиш напряженно смотрел ему вслед.
— У, гад! — заметил он, мягко скрипнув зубами. П. Фробишер Пилбем всегда будил в нем зверя. — Наверное, тебя ищет.
Сью забеспокоилась.
— Ну что ты! Мы совсем не общаемся.
— Он к тебе не вяжется?
— Нет, нет!
— Вообще, что он тут делает? Вроде бы уехал.
— Наверное, лорд Эмсворт попросил его остаться. Нам-то что, в конце концов?
— Он посылал тебе цветы.
— Да, но…
— И тогда, в ресторане…
— Да, да. Ты больше не ревнуешь?
— Я? — удивился Ронни. — Ну, что ты!
Сью не успокоилась. Она хотела покончить с этим раз и навсегда. Единственной тучкой на небесах ее счастья были те самые свойства Ронни, на которые намекал Хьюго в беседе с Монти Бодкином. Она понять не могла, какая ревность, если ты любишь. У нее был ясный, детский ум.
— Значит, не будешь волноваться?
— Ну, что ты!
— И вообще ревновать не будешь?
— Конечно, нет. Только…
— Да?
— Очень уж я розовый!
— Самый красивый цвет. Ангелы тоже розовые. Я тебя люблю.
— Правда?
— Правда.
— А не разлюбишь?
— Какой ты глупый!
— Да, знаю… А вдруг разлюбишь?
— Скорей уж ты разлюбишь меня.
— Что ты говоришь!
— Приедет твоя мама…
— Какая чепуха!
— Я ей не понравлюсь.
— Понравишься.
— Не нравлюсь же я твоей тете.
— Тете! То-то я думаю, о чем мы говорили. Так вот, если что, дай ей в ухо. Вынет лорнет — бей.
— А если мама его вынет?