— Ванька, помоги, а то он нас сейчас порешит!
Потом Иван и сам не мог понять, почему подчинился голосу Гришки, как оказался сверху на упавшем дворнике… Отпустили они его, когда тот уже не дышал. Переглянулись, одновременно посмотрели на двери камеры. Было тихо, глазок закрыт. Уже прошёл и ужин, и вечерний обход. В коридоре оставался один часовой, а он давно ко всему здесь привык, и особенно к звериным дракам в этих камерах. Иван внезапно засмеялся, почти истерически:
— Не боись, Гришка! Так и так — петля на шею. Хуже не будет.
А Карзун хрипло и тихо спросил:
— А ты что ж, хочешь, чтоб тебя, как кошака драного, вздёрнули? Небось, пацаном вешал котов? Помнишь, как они верещали?
— Не вешал я, — ответил вмиг помрачневший Иван.
— А я вешал! — Карзун осклабился. — Мне нравилось, когда я их… А себе так не хочу! Давай, Иван, попробуем дёрнуть? А что, ты же сам сказал — хуже не будет!
— Да разве выйдет? — У Гонтаря мгновенно вспотел лоб, сердце заколотилось и остановилось.
— Так ты согласен? — Карзун смотрел пристально. — Вижу, согласен. Тогда бери эту падаль за ноги, положим на нары.
Они положили дворника на нары удушенным синим лицом к стене. Карзун сильно и тревожно застучал в дверь:
— Эй, солдат, стражник! Помоги!
В окошко заглянуло усатое лицо:
— Чего буянишь? Богу молиться надо…
— Да вон, гляди, — Карзун указал на неподвижное тело. — Плохо ему. Лежит. Не шевелится. Может, помирает или уже помер.
Стражник вглядывался, окликнул несколько раз, потом загремел ключами, отпирая камеру. Держа наперевес винтовку, приказал:
— Отойдите в угол, оба.
И шагнул в камеру.
— Ну и дурак, — сказал ему ласково Карзун и в тот же миг кинулся под ноги.
Иван сам не помнил, как помогал ему, остановился лишь когда Гришка прохрипел:
— Всё, хорош! И этот готов!
Стражник и вправду был мёртв. Карзун приказал Гонтарю взять винтовку, и тот послушался. Он был словно загипнотизирован злой волей Карзуна. Свой коридор они проскочили благополучно, но за поворотом должны были быть другие стражники, ворота на запоре…
— Так просто не пройдём, — шепнул Гришка. — Но я, кажись, придумал.
Он стал стаскивать с себя арестантскую куртку, велел и Гонтарю делать то же. Приволок из какого-то угла ещё тряпьё… Здесь, в закутке, где находилась лишь одна камера смертников, было тихо. И вдруг послышался свист, негромкий, весёлый — какая-то песенка. Они замерли, и в этот миг из-за угла к ним вынырнул парнишка с метлою и ведром в руке. Этого совсем молоденького веснушчатого и голубоглазого уборщика они уже видели пару раз. Парнишка застыл ошарашено, и в этот миг Карзун выдохнул: