— Парнишка-то ваш не староват для юнги? Лет тридцать ему, поди?
«Штурман» махнул постоянно коптящей трубкой, прохрипел:
— А это уж кто какой пловец! Один и в молодости на самую волну выгребает, а другой на мелкоте барахтается. До старости в юнгах ходит!
И самодовольно захохотал, давая всем понять, что отличный пловец — это он сам. А в комнате пояснил Мише:
— Мой «морской волк» — глуповато-добродушный, но чванливый человек. Такого можно не опасаться. Именно так и должны воспринимать меня, почти не обращая внимания.
В «Приюте» помимо него был только один постоянный жилец — бессемейный пожилой холостяк из портовых служащих. Хозяин объяснил, что в судоходное время, когда порт забит судами, у него нет отбоя от постояльцев — одни уезжают, другие прибывают. Теперь же мертвый сезон.
— А по мне так даже лучше, не люблю суету, — заявил на это «штурман».
Трактир, однако, к вечеру многолюдно гудел и веселился. Днем, правда, пустовал. В эти первые дни Петрусенко постоянно видел в нем только одного слепого старика. Впрочем, этот человек был не столько старым, сколько седым и малоподвиженым. Он приходил где-то к полудню, усаживался у стойки. Если там в это время оказывался сам хозяин Балычов, они перебрасывались несколькими фразами, и слепому наливали джин или ром из красивой иностранной бутылки.
Петрусенко на второй же день подсел к слепому, а вскоре увел его за столик, хорошо угостил. Слепой почти сразу охотно стал рассказывать ему, что давно знает Балычова.
— Живет этот хват припеваючи, потому что такие, как я, головами своими рисковали!
Викентий Павлович быстро сообразил, что его собеседник — бывший контрабандист. Он вспоминал, и в провалах его слепых глазниц скапливалась влага:
— Эх, капитан! Ты вот, говоришь, большой пароход водишь? И у меня был свой кораблик, легкий и верткий, как рыба в воде, под двумя парусами! Знал бы ты, сколько раз я ходил и в Бендер-Шах, и в Пехлеви! Какой товар возил!
Петрусенко махнул рукой, от стойки принесли еще две кружки пива и тарелку наструганной вяленой рыбки.
— Благодарствую! — Слепой с удовольствием тянул пиво, аккуратно ел, облизывая рыбий жир с пальцев. — Спускался я по Куре аж до Азербайджана! Удачлив был, ни разу не попался. А потом стал слепнуть! Жена померла, а сын сгинул в Каспии вместе с кораблем…
Петрусенко смотрел на слепого, еще статного и красивого старика. Представлял, какую бурную жизнь прожил этот бывалый контрабандист. Теперь же он жил неподалеку в какой-то комнатушке, кормился милостью хозяина «Приюта». И был исполнен к нему благодарности. Говорил: