Она очищала планету от всего: от сорняков и рыб, амеб и микробов.
Джерри перестал есть и теперь мог ходить, лишь опираясь на Сюзи.
Он лениво размышлял, чем займется бечевка-бесовка после того, как убьет Землю.
* * *
Сюзи и Джерри стояли на поле между двух городов и разглядывали грязь. Вдали, свистя в воздухе, трудилась бечевка-бесовка: кукурузные стебли аккуратными рядами, точно сами собой, проваливались под землю. Позади Джерри и Сюзи, зарывшись носом в пыльный кювет, стояла машина, на которой они ехали, пока бензин не кончился. Вела ее Сюзи. Чтобы видеть что-то помимо руля, ей пришлось подложить на сиденье целый штабель телефонных книг. Небо было тускло-серое с голубоватым отливом, какое-то запачканное. В небе неподвижно, точно нарисованные, висели чахлые облака. Птиц не было.
Несколько блеклых снежинок слетело на поле.
— Пусть все это кончится, — хрипло прошептал Джерри. Уже несколько дней он даже не пил воды. Его одежда превратилась в лохмотья, глаза стали омутами горя. Смотреть на небо ему было больно, хотя освещение никак нельзя было назвать ослепительным.
— Пусть… кончится, я так хочу… — проскрипел он. И нарочно уселся прямо в грязь. Со стороны он казался стариком, случайно попавшим в тело ребенка. Устало моргнув, он поглядел на Сюзи снизу вверх.
И вновь заговорил, чтобы спокойно спросить:
— Это ведь не я сделал, а ты. Сюзи молчала. Затем все же сказала:
— Я верила. Я верила, потому что иначе было нельзя. Меня никто никогда не любил — только ты. А они хотели увезти меня от тебя.
Вновь воцарилось молчание. Бечевка-бесовка, покончив с кукурузным полем, застыла по стойке «смирно», чего-то ожидая. У ее основания на землю осело неплотное облако пыли.
Очень тихо Джерри произнес:
— Я тебя больше не люблю.
На секунду в глазах Сюзи мелькнула печаль — но тут же превратилась во что-то гораздо более твердое, чем сталь.
— Значит, вообще ничего не осталось, — сказала она. Джерри вздохнул, уставившись на небо сощуренными больными глазами.
Бечевка-бесовка обняла его почти нежно. И пока она тащила его под землю, внутрь своего трепещущего вязкого тела, он увидел миллион бечевок-бесовок: тонкие и черные, они тянулись злыми пальцами к Солнцу и другим звездам.