— В общем-то да, но надо бы указать, что справка выдана в талышинскую районную прокуратуру, — сказал Семен Трудных.
— Ничего. Пусть будет «по месту требования». Оно лучше. Сколько рук бумага пройдет — машинистка, отдел кадров… Люди, знаете, могут разное подумать.
Младший лейтенант скрепя сердце согласился.
…Перед самой посадкой в экспресс, направляющийся с Центрального аэропорта в Домодедово, Семен Трудных накупил газет.
На третьей полосе «Комсомолки» бросился в глаза заголовок: «Герои не забыты». Под очерком стояла подпись: «О. Рославцева, наш спец. кор. Рим, по телефону».
Вера Петровна почувствовала что-то неладное в тот день, когда арестовали Азарова. Вечером, придя домой, она пораньше легла в кровать, но уснуть не могла. Непривычно кололо сердце, тело казалось вялым, ноги опухли, стали как ватные. Чтобы не выдать своего состояния, она старалась лежать тихо, делала вид, что спит.
Утром Геннадий заметил у нее темные круги под глазами, обратил внимание на ее частое тяжелое дыхание.
— Вера, сходи в больницу.
— А что?
— На тебе лица нет.
— Ты хотел, чтобы я выглядела пятнадцатилетней девочкой? — отшутилась Вера. — Так не бывает. Большой он уже. — Она провела рукой по животу. — Чем дальше, тем тяжелее. Так у всех.
Геннадий пожал плечами:
— Не знаю, какая-то ты сегодня заморенная.
— Погоди, Гешенька, расцвету еще.
Он больше ничего не сказал. И, уже выходя, в дверях, еще раз попросил:
— Все-таки загляни к врачу.
— Хорошо, зайду, дорого́й.
На работе Вера сразу обо всем забыла. Дело с лесопилкой суд вернул на дополнительное расследование. Пришлось ехать пятнадцать километров на лесосклад, где Вера Петровна провозилась полдня. После обеда к ней пришла Анна Ивановна Кравченко.
— Неужели нельзя Азарова освободить из-под ареста, передать на поруки? — умоляющим голосом просила она у следователя. — Ведь коллектив просит. Я лично.
— Нет, в данной ситуации это невозможно. Азаров отлично знал, что у него подписка о невыезде. Если бы он не пытался улететь в Москву, то, вероятно, до окончания следствия ему не изменили бы меру пресечения. Невыдержанный он.
— Кто? Степан? — удивилась Анна Ивановна.
— Да, Степан.
— Странно, я всегда знала его другим. Он не позволял себе резкого слова, грубости, какой-нибудь неконтролируемой вспышки…
Вера Петровна покачала головой:
— Увы, наверно, все-таки плохо знали.
— Нет, я его очень хорошо знаю, — нахмурилась Кравченко. — Как родного сына…
— Давно вы его знаете?
— Лет двадцать пять.
— Действительно давно.
— Простите, можно у вас курить? — спросила Анна Ивановна, доставая сигареты.