Особенно страдал от мошки Вениамин. Он буквально заливался диметилфтолатом, забирался под двойной марлевый полог, но мучители доставали его и там. Его тело было покрыто шишками и волдырями. Больше всего он оберегал лицо. Но постоянно под глазами или на лбу комары оставляли красноватую возвышенность.
Единственным человеком, которого щадила мошка, был Василий. По-видимому, гнус не переносил запаха бензина и солярки, которым был насквозь пропитан шофер. Он потихоньку что-то мастерил в машине.
Оля сидела чуть поодаль от костра и, не мигая, смотрела на пламя, пожирающее золотистые скелеты сучьев. Анна Ивановна, в длинном широком платье, полностью укрывающем ноги, расположилась на раскладном стульчике, какие бывают у художников, с вязанием в руках.
— Что, бригадир, устал? — обратилась она с улыбкой к Степану.
— Да вроде бы нет…
— Бегать надо, — сказала Кравченко. — Это уж ты мне поверь. Между прочим, я сегодня пробежала километров тридцать и чувствую себя отлично.
Анна Ивановна страстно пропагандировала бег трусцой. Будучи в Новой Зеландии, она познакомилась с Лидьярдом, который подарил ей книгу Гилмора «Бег ради жизни» со своим автографом. Вернувшись домой, Кравченко всем и каждому рекомендовала закаливать свой организм бегом на длинные дистанции. Не избежали уговоров и члены экспедиции. Но никто из ребят не следовал ее советам, ссылаясь на то, что они все чувствуют себя прекрасно и так.
«Погодите, когда вам перевалит за сорок, вы будете чувствовать и сердце и легкие», — говаривала Кравченко.
«Это западным людям бегать надо, — спорил с ней Христофор Горохов. — У них автомобили, электробыт. А нам, русским людям, приходится все на своих двоих. Поглядите, утром и вечером все бегут по улицам с полными авоськами, сумками, портфелями. Разминка почище лидьярдовского бега трусцой. Какая там трусца! Галопом бегают…»
Но Анна Ивановна, убедившись в тщетной попытке увлечь своей идеей кого-нибудь из членов экспедиции, продолжала совершать почти каждодневные пробежки в одиночестве.
Степан нехотя поднялся и пошел в вагончик.
Зина, сосредоточенная и замкнувшаяся в себе с первых минут пребывания в лагере новенькой лаборантки, молчаливо вязала. Этим занятием Кравченко увлекла ее довольно легко.
— Давайте поближе к костру, Оля! — сказала Анна Ивановна. — Кусать меньше будут.
— Ничего, спасибо.
— Подвигайтесь, подвигайтесь.
Оля пересела поближе.
— Я, кажется, привыкаю, — улыбнулась она. — Вообще здесь очень хорошо. Вот если бы не мошка…
— Скажите спасибо, что только мошка. — Анна Ивановна поправила длинной суковатой палкой багряные головешки. В черное небо устремился вихрь искр. — Если вы очутитесь где-нибудь на Борнео, Амазонке или в Индии, встретите живность и поопаснее. Вы, наверное, читали об этих странах, представляете себе. Под Веракрусом, в Мексике, например, в нашем лагере ночью напали на одну из лошадей вампиры. Летучие мыши. Диемус юнги. Знаете, Оля, самое неприятное, что они всё делают бесшумно и незаметно. Утром мы встаем, а лошадь, бедняжка, вся в крови, как в алых лентах. Кровь так и течет, не останавливаясь. Эти твари выделяют в ранки вещество, мешающее крови свертываться.