— Людмила Васильевна,— сказал на ходу Муха.— У меня гость. Еще один прибор, пожалуйста.
— Хорошо,— напевно, мелодично ответил молодой женский голос.
— Будь как дома,— насмешливо сказал Муха.
Они вошли в просторную кухню. Мужчина, встретивший Костю, отец Мухи, уже сидел у окна, просматривая газету, а у стола хлопотала молодая женщина, очень милая, с открытым, чистым лицом, гладкая прическа открывала высокий лоб. Вся око светилась доброжелательностью, и только в карих глазах Костя увидел затаенную грусть, тревогу, которые, наверное, она хотела спрятать ото всех.
— Здравствуйте! — сказал Костя.
— Здравствуй, здравствуй! — радостно улыбнулась ему женщина.— Вот тут садись, удобное местечко.— Она усадила Костю тоже у окна, напротив отца Мухи, который продолжал шелестеть газетой.
Муха громко отодвинул стул, плюхнулся на него, взглянул на Костю.
— Не удивляйся, в этом доме завтракают поздно. У главы, так сказать, семьи, производителя материальных благ, скользящий график. Да! Виноват, виноват..,— Муха вскочил,— Я же не представил стороны! Мой новый друг Константин Пчелкин, в будущем знаменитый музыкант.— Муха усмехнулся,— А это мой родитель, Михаил Никитич, большой специалист в области воспитания юного поколения.— Он повернулся к Косте.— Знаешь, есть такая неопределенная наука — педагогика. «Сейте разумное, доброе, вечное...»
— Дмитрий! — прервал Муху Михаил Никитич, и Костя увидел, каких усилий стоит ему говорить спокойно.
— Я заканчиваю,— в свою очередь, перебил Муха.— И, наконец, несравненная Людмила Васильевна, молодая супруга моего несравненного родителя. Тоже, да будет тебе известно, причастна к педагогике: в приемной ректора...— Он взглянул на отца.— Умолкаю, умолкаю! Впрочем, сейчас Людмила Васильевна — образцовая домашняя хозяйка. Итак, что тут у нас? — Муха сел на свой стул.
— Вот яйца, сыр,— сказала Людмила Васильевна, и Костя увидел в ее милых широко раскрытых глазах затравленность.— Еще я сделала свеколку под майонезом. Очень полезно.— Она улыбнулась Косте.— Тебе положить?
— Да я уже завтракал.
— Тогда кофе,— предложила Людмила Васильевна.— И бутерброд.
— Конечно, кофе! — сказал Муха,— бодрит.
Завтрак проходил в молчании. Муха и его отец ели ножом и вилкой, Людмила Васильевна обходилась одной вилкой и постепенно раскраснелась, глаза ее стали прежними, приветливыми и добрыми, еда явно доставляла ей удовольствие. Молчание нарушил Муха.
— Тихо, как в склепе,— сказал он.— И, уткнувшись в тарелку, изрек: — «Семья как ячейка общества».
Михаил Никитич резко отодвинул чашку.
— Развлекаешься?