– Покойный император обошелся с госпожой Нелидовой[26] не в пример любезнее, – не удержался Гагарин. – Он даже разрешил ей остаться во дворце.
– Покойный император был слишком добр, – вздохнул Строганов. – Это его и сгубило.
– Значит, Вавилон не любит доброты? – поддел его хозяин дома.
Сенатор приподнял брови.
– Полно, князь. Когда я в ударе, то докажу что угодно, хоть то, что человек произошел от черепахи. А если говорить серьезно… Основная беда России в том, что никто на самом деле не знает, что она такое. Если вы спросите нашего знаменитого писателя графа Толстого, что такое Россия, он вам скажет одно, какой-нибудь архангельский крестьянин – другое, Катков – третье, западник – четвертое, и каждый будет иметь в виду одну и ту же страну. А ведь все суждения, по правде говоря, исключают друг друга.
– Но вряд ли это мешает нам тут жить, – улыбнулся князь. – Скажите, граф, – хозяин дома оглянулся и понизил голос, – как продвигается расследование?
Андрей Петрович вздохнул и поглядел на свой стакан, словно ища на его дне ответ на вопрос собеседника.
– Продвигается, – с расстановкой промолвил он.
И более не добавил ни слова.
– Уже выяснили, кто они? Что они? – с нетерпением спросил князь.
– Выясняют, – поправил сенатор. – Полагаю, дело окажется обыкновенное. Просто кучка бездельников возомнила себя благодетелями человечества, которое, замечу, вовсе не просило оказывать ему благодеяний. Обычно люди в солдатики играют в детстве, а эти решили поиграть в революционеров и террористов.
Князь нахмурился.
– Я слышал, – буркнул он, – государь заперся в Аничковом дворце и почти не выходит оттуда.
– Что ж, разумная мера предосторожности, – одобрил Строганов. Замолчав, он снял с подноса почтительно приблизившегося лакея еще один стакан оранжада, обронив: – Спасибо, голубчик.
Граф придерживался правила всегда быть вежливым в обращении с прислугой. Впрочем, некоторые находили, что его вежливость отдает убийственным равнодушием, что, однако, ничуть не влияло на то, что везде, где он бывал, графа всегда бросались обслуживать одним из первых и стремились угадать любые его пожелания. Вот и сейчас лакей подошел прежде, чем сенатор сделал ему знак, и машинально хозяин дома отметил это.
– В какое время мы живем, в какое время… – сокрушенно молвил он и покачал головой.
Строганов с прищуром поглядел на него, и прищур его мог значить многое. Но через мгновение черты сенатора разгладились, он улыбнулся.
– В прекрасное время, – объявил он. – Лично я не променял бы его ни на какое другое. – Граф пригубил оранжад. – Полно вам, Дмитрий Иванович. Выкладывайте, в чем дело.