И вот мать в шаге от него произносит своим красивым, глубоким голосом какие-то хорошо поставленные французские фразы, шаблонные слова о том, как она волновалась и как рада, что ее дорогой Alexandre почти не пострадал, и, вы знаете, она сидела у его постели, молилась, она…
«Александр ее ненавидит», – с трепетом подумала Мари, видя, как у ее спутника сжались губы.
Но это была вовсе не ненависть – он просто ощущал скуку от всей этой лжи. И ему стало еще более скучно, когда он подтвердил, что да, мать сидела у его изголовья, что не оставляла его своей заботой и что у него нет слов, дабы выразить свою признательность.
– Бедный мой мальчик, ему довелось пережить такое! – воскликнула Полина Сергеевна, обращаясь к присутствующим.
Фраза резанула слух Александра своей театральностью. Однако остальные явно сочли, что все comme il faut и что это возглас, идущий из самого сердца. И ему вдруг неодолимо захотелось уйти. Даже так: бежать.
Александр плохо переносил, когда его переживания выставляли на всеобщее обозрение, а мать, похоже, решила за его счет поправить свое реноме. Она блестела глазами, расточала улыбки, сыпала французскими фразами, и в то же время ее по-женски острый взгляд уже приметил, что Бетти сейчас с другим, а ее сын почему-то с Мари Потоцкой. И тотчас же Антуан был как-то незаметно оттерт, да что там – стерт в порошок и перестал существовать, Мари же была послана с каким-то поручением, которое, разумеется, нельзя было доверить прислуге. Полина Сергеевна взяла сына под одну руку, Бетти – под другую и заговорщически улыбнулась.
– А мне говорили, ты теперь с тростью ходишь, – сказала она Александру, не заметив, что последней этой фразой выдала себя с головой.
Трость Александр оставил в передней – сегодня он чувствовал себя гораздо лучше и решил, что сможет обходиться без нее. Но объяснять все это было совершенно неинтересно, и он, по своему обыкновению, промолчал. Мать поглядела на его лицо и нахмурилась.
– Ты был сегодня у Боткина? Он поменял тебе повязку? Что доктор сказал о твоей руке? Рана не серьезная?
…Александр видел мать вечером первого марта, когда та заехала к нему на несколько минут. Причем послала вперед себя горничную, желая убедиться, что сын не сильно ранен и не шокирует ее своим видом. И он слышал за дверями взволнованный голос матери, казавшийся более высоким, чем обычно: «Вы же знаете, Этьен, что я не выношу вида крови!»
(Этьеном Полина Сергеевна именовала его денщика Степана.)
«А если бы мне раздробило ноги, то не вошла бы?» – подумал тогда Александр и сморщился. Как от физической боли.