«Кажется, они сердятся, – подумала Бетти, скользнув взглядом по родителям. – А почему папа такие оживленные? Что-то случилось?»
Лиза почувствовала, как потная ладонь Антуана чуть сильнее сжала ее руку, и поморщилась. Бетти льстило его обожание, но в то же время она находила его любовь глуповатой и pas comme il faut[27]. Впрочем, как известно, если мужчине угодно изображать из себя коврик для вытирания ног, вряд ли женщина станет с ним церемониться. Невольно она покосилась на Александра. Вот уж кто никогда не станет так унижаться!
Потоцкий перехватил ее взгляд.
– И что вы в нем нашли? – умоляюще прошептал Антон. Этот вопрос, который молодой человек задавал в сотый, в тысячный, в миллионный раз, не давал ему покоя. – Не человек, а… какой-то истукан!
А истукан Александр, словно почувствовав, что говорят о нем, внезапно сбился с такта. В зал только что вошла – нет, величаво вплыла – его мать, однако вовсе не от ее появления он вдруг перестал слышать музыку и едва не наступил Мари на ногу.
Барон подумал, что, пока он здесь танцует, говорит и слушает чепуху, где-то на другом конце Петербурга девушке с карими глазами, может быть, угрожает опасность. Подумал, что та, наверное, опять куда-то поехала что-то узнавать, кого-то расспрашивать, играть в следователя, пытаться найти хоть какую-то зацепку. И еще Александр подумал, что, по совести, ему не должно быть до нее никакого дела, у него своя жизнь, у него невеста, обязательства… Но вдруг увидел перед собой вопрошающие глаза Мари – и очнулся.
– Ваша матушка здесь, – сообщила Потоцкая, и молодые люди вышли из круга танцующих.
…Александр с неудовольствием предвидел, что маман не преминет заключить его в объятия, – так и получилось. Ей шел пятый десяток, но она отчаянно молодилась, носила платья по последней моде и в одежде предпочитала светлые, девичьи цвета. Однако вовсе не из-за этого сын так ее не любил – потому что Александр действительно не любил ее, хотя и избегал сам себе признаться в этом. Между ними не было по-настоящему родственных уз, тех, которые создаются не только кровью, но и искренней привязанностью, бескорыстным участием, общностью интересов, наконец. Мать казалась ему чужой и чуждой. Он не ощущал себя ее сыном и иногда мог неделями не вспоминать о ее существовании. Что же до Полины Сергеевны, то у Александра создалось впечатление, что и она с охотой не вспоминала бы о нем годами, если бы не приличия.
А ведь в свете их отношения считали образцовыми – еще бы, мать, несколько увядшая, но все еще эффектная блондинка, и сын, такой похожий на нее и красивый как картинка. Молодой барон Корф видел, что им завидуют, что ими восхищаются, но это оставляло его равнодушным. (И еще, по правде говоря, заставляло не слишком лестно думать об окружающих, если уж их так легко провести.)