– Вы не понимаете, вы ничего не понимаете, – залепетала Мари, теряя голову. – Каково мне было видеть, что у меня нет ни единого шанса против нее… только потому, что Бетти такая хорошенькая и у нее отец не католик… Конечно, мне было обидно! А вы и внимания на меня не обращали… Вы чаще с горничной разговаривали, чем со мной, – оскорбленно прибавила графиня, выпятив губы, и окончательно сделалась похожа на обиженную пухлую девочку.
Александр растерялся. Он так привык считать Потоцкую неприятной, насмешливой особой, что ему было трудно смириться с тем, что на самом деле та совсем другая. Корф понимал, что стоит ему сейчас, в это самое мгновение, пальцем ее поманить, и Мари забудет честь, забудет родных, забудет все на свете… Но эта самоотверженность со стороны человека, которого он не любил, не вызывала в его душе никакого отклика. Потому что Александр не любил унижаться и не любил, когда при нем унижались другие. И еще у него мелькнула мысль, что Амалия, которую он очень хотел забыть, никогда не стала бы так себя вести.
– Я думала, я себя выдала, когда стала смеяться над вашей знакомой, – прибавила Мари. – Помните, когда она лежала в постели, а мы с Бетти напросились к ней… Бетти, наверное, ревновала, я ревновала тоже, и мы ее не пощадили. Вы тогда сказали мне очень злые слова, – у нее задрожали губы, – я потом всю ночь не могла заснуть… Но я так была счастлива, когда вы порвали с Бетти… Смотрела на ее слезы и радовалась, ведь мне-то пришлось плакать во много раз больше…
То, что Мари оказалась влюблена в него, Александр еще мог понять, но что она могла искренне радоваться слезам лучшей подруги, ускользало от его разумения. У него немедленно закололо в виске, и молодой человек невольно поморщился.
Ах, эта женская дружба! Вот уж черт побери, в самом деле!
А Мари меж тем подошла близко к нему, опасно близко – и Александр, не отдавая себе в том отчета, сделал шаг назад.
– Чего вы от меня хотите, графиня? – задал он единственный разумный вопрос, который, по его мнению, можно было задать в этой ситуации.
И Мари, к его удивлению, покраснела еще гуще, еще отчаяннее.
– Я знаю, что отменить дуэль невозможно… Но я умоляю вас, как честного, доброго человека… – «Опять она со своей добротой», – с досадой подумал Александр. Сам-то он вовсе не считал себя добрым. – Не убивайте Антуана! Брат сам жалеет о том, что случилось… И вы стреляете гораздо лучше его, я знаю… Не убивайте его, умоляю вас! Даже если он оскорбил вас, он сделал это не со зла… Но если его кровь ляжет между нами… – Она проговорила еще несколько бессвязных фраз и умолкла.