– Кто? – осведомился Александр. Зажав в руке апельсин, он несколько раз подбросил его.
– Графиня Потоцкая.
Апельсин упал на ладонь, и офицер машинально сжал пальцы.
– Старшая? – спросил мрачно, предвидя нелегкое объяснение по поводу ее сына.
– Нет. Марья Сигизмундовна.
Александр положил апельсин на стол, буркнув:
– Проси.
В конце концов, какая разница, мать или сестра, обе могли явиться к нему только по одной-единственной причине. И, увидев взволнованное некрасивое лицо Мари, барон сразу же понял, что объяснение и впрямь выйдет нелегким.
– Александр Михайлович… – прошептала Мари, как только Степка вышел, – я все знаю. Вы… вы будете стреляться с моим братом! Боже мой!
Девушка заломила руки и залилась слезами. Александр смотрел на нее и чувствовал себя мерзавцем, разумом понимая, что Мари безумно беспокоится, что Антуан – ее единственный брат, но его сердцу не было до этого никакого дела. По натуре он был таков, что, если человек был ему несимпатичен, Александр не мог заставить себя сопереживать ему. И если он кого-то вычеркивал из своей жизни, то забывал его на следующий день. Бетти была ему теперь совершенно безразлична, а Мари он согласен был в свое время терпеть лишь потому, что его невеста с ней дружила. Обе девушки больше ничего для него не значили, и неуместное вторжение Мари заставляло его испытывать глухую досаду, поскольку понимал, что та пожелает требовать невозможного, а он не сможет ничего ей обещать.
– Брат все время хотел поссориться с вами, – продолжала Мари, – и никто не подозревает, каких усилий мне стоило его удерживать… А сейчас… – Графиня вытерла слезы и с мольбой взглянула на офицера. – Александр Михайлович, скажите, вы ведь не убьете его? Мама не переживет… и отец…
Александр не выносил романов с мелодраматическими сценами, а сейчас с неудовольствием сознавал, что стал героем как раз подобного романа. Еще не хватало, чтобы Мари бросилась перед ним на колени! И, чтобы лишить ее такой возможности, отвернулся, отошел к окну. А она все говорила и говорила:
– Вы же добрый человек, я всегда знала… Наверное, за это я и полюбила вас. Я…
Мари запнулась и покраснела – так густо, что если бы Александр не видел все своими глазами, то никогда бы не поверил, что можно так краснеть.
– Вы – меня – любите? – проговорил он с расстановкой.
И сразу же вспомнил все – и записи в дневнике своего товарища, и слова Амалии. Ладно Лев, тот-то знал их обоих, но Амалия! Ведь она видела Потоцкую всего полчаса!
– Вы всегда смеялись надо мной, – буркнул молодой человек, все еще не веря.