– Может быть, – несмело начал он, – все-таки подождать утра? Поздно уже…
– Ну, Никита же нанес мне визит ночью, – усмехнулся Александр.
Барон хотел как можно скорее покончить с этим скверным, гнусно пахнущим делом. Письма, обещание молчания – и все.
Не найдя звонка, Серж хотел постучать, но тут дверь распахнулась, и наружу вывалилась в пальто, наброшенном на ночную одежду, совершенно обезумевшая Елена Васильчикова. Девушка увидела князя и вцепилась в него.
– Боже мой… Боже мой, это вы! Вас бог послал, не иначе…
Елена тряслась всем телом, на ее лице застыл ужас.
– Я боюсь… Я не знаю, кого надо звать! Она все-таки сделала это… Боже мой!
Девушка зарыдала.
– Что случилось? – вмешался Александр.
Елена подняла на него глаза.
– Она… она убила его. Мать убила его. Мать убила Никиту! – отчаянно закричала девушка. – Доктор нам сказал, что к этому идет… что она становится опасной, предложил поместить ее в лечебницу… Но Никита не хотел… говорил, что там ее будут бить, будут мучить… И она его убила!
– Александр, не ходи туда! – вырвалось у Сержа, но барон отодвинул друга в сторону и вошел.
Вот как, оказывается, пахнет бедность: запустением, и пылью, и тоской…
Корф никогда не бывал у Васильчиковых прежде и едва не запутался среди темных незнакомых комнат, но заметил под одной из дверей полоску света и двинулся туда.
Не вынимая руки из кармана, где лежал револьвер, свободной левой рукой Александр толкнул створку и сразу же увидел Никиту, полусидящего, полулежащего в старом кресле с протертой обивкой, а возле него – взлохмаченную немолодую женщину с бессмысленными глазами. Губы ее кривила безумная, жуткая улыбка. В груди у Никиты торчал нож, всаженный по самую рукоять.
На глазах у Александра сумасшедшая вынула этот нож из раны с такой легкостью, словно это была спичка, провела пальцем по лезвию, слизнула с пальца кровь, обернулась к молодому человеку, который застыл на пороге, и хихикнула.
Тогда Александр понял, что Серж был прав и что ему действительно нечего здесь делать, пока по комнатам ходит это.
На всякий случай держа безумную в поле зрения, он попятился, ударился спиной об угол какого-то шкафа, но даже не почувствовал боли. Выскочив из дома, Корф подошел к Сержу, который тщетно пытался успокоить рыдающую Елену, и обронил:
– Надо звать полицию. И доктора.
Остаток ночи он провел как во сне, потом мог вспомнить только всхлипы Елены, пронзительные крики сумасшедшей, которую пытались связать, и почему-то – тиканье часов. Александр смотрел на них и думал, что в другом квартале этого беспокойного города, в комнате девушки с карими глазами, тоже стоят часы, и вообще где-то совсем недалеко есть другой мир, где нет такого количества грязи, боли и безумия. Тот мир, в котором он хотел существовать вместе с Амалией до последнего своего вздоха – если, конечно, та позволит ему.