Но Настасья Ивановна категорически отказалась идти в полицию, просить, чтобы ее допустили в мертвецкую, и кого-то там опознавать. Это не Николенька, ее сердце почуяло бы. Она наверняка зря беспокоится и очень сожалеет, что сама побеспокоила порядочных людей. Прежде чем Амалия успела ее удержать, Петрова уже была у дверей, откуда ловко отступила в переднюю и была такова.
– Да… – тяжело вздохнула Аделаида Станиславовна и, подойдя к камину, машинально поправила вазу на нем, чтобы та стояла ровнее.
– Какая странная особа! – уронил Александр.
– Что бы с ней ни случилось, она не имела права оскорблять Дашу, – твердо проговорила Амалия. – А теперь… – Девушка поморщилась, словно отгоняя неприятную, но крайне неотступную мысль.
– Все это очень плохо, – вполголоса промолвила Аделаида Станиславовна по-польски. – Ты же знаешь Дашу, студент Петров был ее первой любовью. А первая любовь, – дама вздохнула, – стоит сотни следующих. Такие вещи могут наложить нехороший отпечаток на всю жизнь человека.
– Но мы даже не знаем, он является жертвой или не он, – ответила Амалия по-русски, хмурясь. – А установить можно только одним способом.
Не глядя на Александра, словно даже забыв о его присутствии, девушка вышла из комнаты. Казимир, ненавидевший любого рода дрязги, улизнул еще раньше, причем никто даже не заметил, когда именно, и в гостиной остались только офицер и мать Амалии.
– Наверное, нам стоит вернуться за стол, – светским тоном проговорила Аделаида Станиславовна. – Простите, что так получилось, но Даша для нас – как член семьи.
Этого Александр тоже не понимал – чтобы прислуга считалась частью семьи – и в глубине души не одобрял, хоть и считал, что ни Амалии, ни ее родным нет дела до его одобрения или неодобрения. Однако странная семья…
Они с Аделаидой Станиславовной вернулись в столовую, не перемолвившись больше ни словом. Настроение у Александра было тяжелое. Он уловил доносящиеся откуда-то всхлипы и понял, что плачет Даша, которую утешает Амалия. Дряхлый лакей принес пирожные и разлил чай.
В сущности, теперь барон Корф мог откланяться и уйти, но тут дверь в столовую отворилась, и вошла Амалия. Александр заметил, что девушка сейчас в том же темно-синем платье, в котором была, когда он ее встретил на улице, и сжимала в руках перчатки.
– Мама, мы уезжаем, – без обиняков сообщила Амалия.
– Куда? – удивилась Аделаида Станиславовна.
Амалия лишь двинула бровями, и мать сразу же поняла, что дочь не говорит, чтобы не портить им аппетит.
– Надо же положить конец недоразумению, – уклончиво отозвалась девушка. – Где нашатырь? Я возьму его с собой.