— Я знаю вас, генерал, как великого человека и всегда готов оказать вам любую услугу, — сказал Денисов.
— И я тоже знаю вас, полковник Денисов, — ответил Костюшко.
Казаки сделали из своих пик носилки и понесли Костюшко в лазарет. До конца своих дней полковник Денисов гордился этой беседой и охотно рассказывал о ней. И все, стоявшие возле этих носилок.
Вот она, двойственность отношения к Тадеушу. Воевать с ним надо, и взять его в плен — доблесть. Но уважение к нему огромное, даже взять в плен его особенно почетно не потому, что он страшен и опасен, а потому, что он «великий человек», творящий великие дела. Даже на того, кто видел, как его несут, падает отсвет славы Костюшко.
Потом, естественно, Т. Костюшко был заключен в Петропавловскую крепость как опасный смутьян, бунтовщик и вольнодумец.
Обезглавленное восстание продолжается, но все, конечно, уже ясно. 4 ноября царские войска овладели предместьем Варшавы — Прагой. А я вынужден еще раз «оскорбить» «национальную гордость великороссов», потому что в Праге чудо-богатыри Суворова устроили чудовищную резню…
23 октября 1794 года начался артиллерийский обстрел Праги. В 5 часов утра 24 октября начался штурм. По словам участника событий, офицера Суворова фон Клугена, «поляки дрались мало сказать с ожесточением, нет — дрались с остервенением и без всякой пощады… страшно вспомнить!»[92]
В 9 часов утра бой закончился просто потому, что польский гарнизон Праги был полностью истреблен. В польской печати есть информация, что уже после штурма Суворов велел отрубить кисти рук б тысячам польских шляхтичей. В это я не верю по двум причинам:
1) против русских шли все патриоты Польши, не одна шляхта. Среди 21 тысячи погибших поляков было не менее 4 тысяч евреев. Они тоже с оружием в руках защищали свою столицу.
6 тысяч живых шляхтичей попросту не было после штурма во взятой Праге;
2) никто никогда не показал ни одну отрезанную кисть руки. Ни одного живого свидетеля, ни одного интервью со свидетелем. Будь не то что 6 тысяч, а хотя бы шестеро изувеченных — уж наверное, не отказали бы себе поляки в удовольствии их предъявить международной общественности.
После резни в Праге Суворова в английской и французской прессе называли «кровожадным полудемоном», передавались жуткие подробности… Но вот про отрезанные руки — ни слова.
Но резня — была, и очень страшная. «Наши солдаты врываясь в дома, умерщвляли всех, кто им ни попадался… Наши солдаты стреляли в толпы, не разбирая никого — и пронзительный крик женщин, вопли детей наводили ужас на душу… «Нет никому пардона!» — кричали наши солдаты и умерщвляли всех, не различая ни лет, ни пола»