Вообще-то православные пообразованнее часто гордятся тем, что на Руси не было торговли индульгенциями — бумажками об отпущении грехов. Католическая Церковь исходила из того, что у нее за века молитв и подвигов святых людей есть как бы некий резервуар святости, и из этого резервуара можно черпать, искупая любой, даже самый страшный грех. А раз так, почему бы не продать часть этой святости за деньги? Пусть грешник заплатит малость, и тогда на него изольется благодать… созданная вовсе не этим человеком, а святыми людьми за десятилетия и века. Грех побольше?
Придется заплатить побольше, потому что тогда для искупления греха надо будет потратить больше чужой святости. За супружескую измену платишь золотую монету, за преднамеренное убийство — сотню… катись, ты уже чист и безгрешен!
Страшненькая идея? Еще бы… Но чем лучше то, что делала официальная русская православная Церковь? Перед концом земного пути плати нам, человече. Мы помолимся, изольем на тебя накопленную нами благодать, и войдешь ты в Царствие Небесное… нашими молитвами. То есть молитвами толстого игумена спастись, пожалуй, трудновато, да зато у нас в земляной яме святой подвижник сидит. Так ты, грешник, плати давай отцу игумену, а уж отец игумен разъяснит подвижнику, за кого надо молиться, и сколько[31].
Решительно не вижу, чем эта практика отличается от практики продаж индульгенций. Та же самая индульгенция, спасение чужим трудом, за деньги. Только здесь разовая индульгенция, попроще форма.
Нестяжатели полагали, что каждый может спасти душу только личным трудом, персональным усилием и рук, и души. И что нет иных путей спасения. Лидер несяжателей, Нил Сорский, основавший скит на реке Соре, завел у себя режим неустанного труда. А если к нему приходили за спасением души миряне, Нил накладывал на них послушание — трудиться или принуждал к покаянию. Личностному, самостоятельному покаянию, стоянию перед Богом. Это было дешево, но требовало затрат личного времени, душевных сил и труда.
Сторонники официальной Церкви называли себя иосифлянами по имени своего лидера, Иосифа Волоцкого (1439–1515).
В своем монастыре Иосиф охотно принимал материальные дары и освобождал дарителей от бремени грехов молитвой братии. Общение с Иосифом Волоцким могло вылететь в копеечку, но зато не требовало ни усилий мысли, ни работы души, ни физического труда.
Верховным арбитром в богословских спорах, как заведено на Московии, стал Великий князь Иван III. С одной стороны, Иосиф Волоцкий возглашал Божественную природу царя, который только «естеством» подобен человеку, «властию же сана яко от Бога». Волоцкий призывал подчиняться Великому князю и выполнять его волю, «как если бы Господу работали, а не человеку». Нил же Сорский неуважительно полагал, что у Великого князя душа такая же, как и у всех людей, и спасать ее надо, как и всем.