Старуха, хозяйка неказистого домика, была то ли глухонемая, то ли не совсем в разуме. Так или иначе, а добиться от нее чего-то вразумительного Паулине не удалось. Хоть плач, хоть кричи — толк один: никакого толку.
А через два бесконечных дня на хуторок наведался давешний приятель Паулины. Впрочем, какой же это приятель, если она даже имени его не знает. А может, просто не помнит. Так, партнер по постели. Обычный, ничем не примечательный партнер.
Имя у партнера оказалось тоже обычное — Николай. Однако поведение его сильно отличалось от нормы, к которой она успела привыкнуть за время недолгой пока еще звездной жизни. Не гордился он знакомством с модной певицей, не восторгался неземной ее красотой, не восхищался замечательной ее, ладненькой фигуркой. Был с нею хмур и даже откровенно груб, немногословен, и уж совсем далек от мысли о комплиментах.
— Значица так, девонька, слушай сюда. Внимательно слушай. Повторять я не привык. Отныне жить ты будешь либо со мной, либо с этой старушкой — и не говори потом, что выбора я тебе не предоставил. Про сцену и жизнь, так сказать, светскую, забудь. Пока не поздно, буду делать из тебя человека.
Такие перспективы девушку, естественно, не обрадовали:
— Да кто ты такой? И кто дал тебе право так со мной разговаривать? Ты вообще знаешь, с кем говоришь? Я, между прочим, Паулина Видовская, и разговаривать так с собой какому-то быдлу не позволю! Так что пошло на хер, мурло, и быстренько вези меня домой — у меня концерт завтра!
В ответ на гневную тираду 'мурло' отвесило ей звонкую оплеуху и ответило хорошо поставленным голосом:
— Я есть лейтенант нашей родной Советской Армии. А ты есть ни кто иная, как шлюха, даже если и зовут тебя все еще Паулина Видовская. Шлюха и билять. Только я это твое блядство прекращу, натуру блядскую вытравлю по капле, ты у меня еще будешь человеком.
Адекватно отреагировать на оплеуху не удалось — ужасные слова заслонили ужасный поступок. От возмущения Паулина едва не задохнулась. Несколько секунд хватала раскрытым ртом воздух, однако легкие, кажется, отказывались его принимать, потому что выдохнуть она забыла.
Наконец, приведя дыхание в норму, гневно зашептала:
— Как ты смеешь, гнус? Ты, вшивый лейтенантишко, смеешь так разговаривать со мной, Паулиной Видовской?! Да ты, да я…
Опять сбилась с нормального дыхания, подавившись собственным гневом. Собеседник же лишь ухмыльнулся кривовато:
— Я предупреждал, что повторять не люблю. Но тебе, возможно, нелегко будет привыкнуть к факту, что на самом деле ты шлюха и билять, а потому попервости я буду часто тебе это напоминать, пока не поймешь. А насчет гнуса и прочих эпитетов поостерегись: ты задеваешь честь офицера, а это не прощается. Считай, что я тебя предупредил. Итак, выбор за тобой: поедешь со мной или останешься с Марковной? Если ты еще не поняла, я тебе расскажу: без меня ты отсюда не выберешься — вокруг глухой лес да болота, и куковать тебе здесь придется до тех пор, пока все-таки не выберешь меня. Я тебя сюда привез, и только я смогу увезти обратно. Так что?