— Не будете, Юрий Витальевич. Никто никого не будет удерживать силой. Мы это уже проходили.
Не хотела первой вспоминать о прошлом, но как-то само вырвалось.
— Проходили, говорите? — Сидоров зачем-то обошел ее, остановился сзади. — Верно, Катерина Захаровна, проходили. Опытные. Вам ваш опыт ничего не подсказывает?
Ох, как подсказывает… Да только толку от него — ноль целых, ноль десятых, все ведь давно в прошлом, ничего не вернуть, не изменить. "Миленький, любименький, отпусти, не мучай, не ради себя ведь стараюсь, только ради твоей семьи!" Вслух же ответила сухо, невыразительно:
— Нет, не подсказывает. И я пришла сюда увольняться, а не рассуждать об опыте.
Тот оставил ее пассаж насчет увольнения без ответа:
— А вот мне подсказывает. Иной раз полезнее удержать силой, чем отпустить на вольные хлеба. Вы не находите?
О чем это он? Удержать силой? О, да. Если бы тогда, шесть лет назад, он не бросил ее в загсе, если бы силой, или уговорами — какая разница — заставил ее принять ненавистную фамилию "Сидоров"… Впрочем, может, он имел в виду совсем другое? Вряд ли прошлое давит его тем же камнем, что и Катерину. У него есть семья, зачем ему прошлое?
— Я, Юрий Витальевич, ваших намеков не понимаю. Я пришла сюда с конкретной целью. Давайте посмотрим правде прямо в глаза — мы с вами не сработаемся, давайте не будем мучить друг друга. Вы — хозяин, уволиться не можете. Стало быть, уходить придется мне.
Сидоров по-прежнему стоял за ее спиной, и от этого Катерина чувствовала себя крайне неуютно. Однако поворачиваться вслед за ним не стала — что она, хвостик, бегать за хозяином туда-сюда?
— А вам так хочется уйти? — вкрадчиво, на самое ушко прошептал он.
Катя дернулась, словно ее насквозь прошило небольшим разрядом электричества. О Господи, что он делает? Ей и без того нелегко удержаться на ногах, а он…
Однако устояла. И даже сумела ответить беспристрастно. Или почти беспристрастно:
— А зачем же, по-вашему, я пришла?
Внезапно она оказалась в плотном кольце его рук. Он снова прошептал на ушко, теперь уже так близко, что она почувствовала не только его дыхание, но и легкое прикосновение теплых губ:
— За этим…
Не успела отреагировать, как он нежно коснулся губами ее шеи:
— За этим…
По ее телу прошла крупная дрожь. Перехватило дыхание, сердце, казалось, ухнуло в бездну.
Рука его быстро проскользнула под свитерок, коснувшись тонкого кружева бюстгальтера:
— За этим…
Как хотелось ей утонуть в его объятиях, забыть о том, что лишь хрупкое стекло стен и двери отделяют их от посторонних, что лишь тонкие полоски пластика, скрепленные друг с другом, скрывают их от любопытных глаз. Дыхание ее сбилось, Катя задышала часто-часто, проваливаясь куда-то в небытие, но в последний момент взгляд ее снова натолкнулся на фото в прозрачной рамочке: Сидоров — ее Сидоров? — рыжая, и их замечательный ясноглазый малыш.