Аришка яростно ковырялась в тарелке, разыскивая лук. Ира ласково, но настойчиво забрала у нее вилку, протянув взамен ложку.
— Насвинячила, как поросенок. Нет там лука, ешь все подряд.
Девочка возмутилась:
— Я не пор-рросенок, я акилевр-рр! Ырр!
— Акилевры ыкают, а не рычат, — поправил Володя.
— Акилевры кушают аккуратно, — одновременно с ним возразила Ирина. — А ты поросенок!
— Ык, — пискнула Аришка. Вышло совсем не страшно и не убедительно, и она повторила попытку, придав голосу нарочитой басистости: — Ык! Ы-ыык!
Шутка насчет акилевра казалась Владимиру весьма забавной. А вот отдельный "ык" мифического страшилы получался каким-то бестолково-беззлобным. Ну в самом деле — попробуй кого-нибудь напугай таким глупым звуком.
На крыльце послышались неуверенные шаги, и через мгновение раздался настойчивый стук в дверь. Ирина удивленно взглянула на "мужа" — мол, ты кого-то ждешь? С тем же немым изумлением он смотрел на нее. Кого еще принесло? Не раскроет ли визитер его инкогнито?
— Папа, я откр-ррою! — прорычала Аришка и, резво соскочив со стула, помчалась в сени.
— Куда?! — следом за нею подхватилась Ира. — Куда раздетая?!
Не удержавшись от любопытства, Владимир последовал за ними. Ирине удалось настичь девочку на самом пороге, когда та, в одном халатике в неотапливаемых сенях, уже открывала дверь. Оставалось лишь обхватить ее за хрупкие плечики и прижать к себе, чтоб не замерзла.
На пороге стояла девушка неопределенного возраста. Личико, почти детское, нежное, было безжалостно изуродовано неприличным количеством косметики. Наивные глазки, блестевшие из-под мохнатых, как паучьи лапы, ресниц, казались принадлежащими прожженной бульварной бабенке. Узкая блестящая курточка, заканчивающаяся где-то в районе талии, коротенькая, едва-едва прикрывающая тощенький задок, джинсовая юбчонка, худенькие ножки в тонюсеньких колготках — жалкая, замерзшая на промозглом ветру.
Ирину тоже пронзил холод, но несколько иного рода. Сразу поняла, кто ворвался в ее жизнь: она, разлучница! Чувственный порочный рот — разве не эти вульгарно-яркие губы оставляли ей недвусмысленные послания на рубашках Виктора?
Гостья смотрела поверх Ирины, за ее спину. Ее не смутило присутствие жены и дочери, заявила капризно:
— Ну Витя, где ты пропадаешь?!
Бессовестная дрянь, как она может врываться в ее дом?! Ира готова была вцепиться в черные, как смоль, волосы разлучницы, однако муж перехватил готовую к удару руку. Сказал глухо:
— Идите в дом.
Ира все еще силилась вырваться, броситься в бой, но "Виктор" держал ее крепко и хладнокровно. Повторил с холодным напором: