Господи, неужели с нее мало позора? Неужели она должна будет еще и звонить Зимину? Снова унижаться? Просить приехать. А потом… А потом — опять? Опять тот ужас? 'Ради меня. Ради нас. Ради меня'.
И это — любовь?! И за это страдать?! И это еще нужно доказывать?! Да зачем ей вся эта грязь?! Прочь, прочь! Хватит!
Но как же Дима?..
А Дима больше не появлялся. Звонил, правда, каждый день, да еще и не по одному разу. И каждый его звонок был криком о помощи, мольбой:
— Женька, милая, позвони ему! Сделай что-нибудь! Я спать не могу, я каждую минуту только и жду, что вот сейчас эта сволочь позвонит Алине и все ей расскажет. Женечка, миленькая, я тебя умоляю — помоги! Ради нас, ради нашей любви! Ты бы видела его взгляд! Он меня буквально пожирает, он одними глазами тебя требует, только вслух сказать не может, потому что Алина рядом. А он при Алине такой весь из себя порядочный, гнида! Женька, я разведусь, честное слово разведусь, вот только подготовлюсь, денег подсобираю. Я построю тебе шикарный дом, Женька! Я так тебя люблю. У нас все будет замечательно, только не бросай меня в беде, только помоги, ладно? Помоги, Женька, позвони этому гаду, позови его, Женька!!!
Женя пыталась объяснить, что Зимин сам отказался от 'подарка', что обещал ничего не говорить Алине. Правда, если совсем уж честно и откровенно, не слишком-то она сама верила Зимину. Чтоб такая сволочь да добровольно отказалась? Ой, что-то тут не так. И Дима подтверждал ее сомнения:
— Женечка, это не тот человек, чьему слову можно было бы безоговорочно поверить. Ты его практически не знаешь, так поверь мне, детка. Это такой гад, это такая сволочь! Нет, он хитрый, он просто что-то задумал. Еще более гадкое, чем 'подарок'. Ох, Женька, чует мое сердце — устроит он нам с тобой райскую жизнь. Мало не покажется ни мне, ни тебе. Женечка, миленькая, пока не поздно — сделай что-нибудь, а? Ну пожалуйста! Как ты не понимаешь — мы же оба погибнем! Позвони ему, позови! Прикинься ласковой кошечкой — ты же умеешь, я знаю. Ну сделай же так, чтобы он не смог отказаться! Чтобы его рыло оказалось в том же пуху. А я женюсь, Женька, честное слово! Вот только потерпи несколько месяцев, может, годик, я подготовлюсь и разведусь, а потом мы обязательно поженимся. Только помоги, Женька, ради меня, ради нас. Позвони ему!
Душа разрывалась. Женя не могла разобраться в своих чувствах. Димины стенания, истерики невольно заставляли ее брезгливо морщиться: не по-мужски, ой, как не по-мужски это! Хотелось видеть любимого сильным и всемогущим, а он на глазах превращался в тряпку, сдувался, как прохудившийся воздушный шарик. Несчастное зависимое существо. И это — ее идеал? Идол? Кумир?! Вот этот зависимый от чужой воли, от воли едва ли не каждого встречного, по крайней мере, от воли Женьки, Зимина и Алины Петраковой, человек — и есть ее идол?! Это ему она посвятила почти пять лет жизни?! О нем мечтала?! Целый год была его любовницей, дарила ему наслаждение, будучи абсолютно уверенной в его исключительности?!