Только для Жени дела не нашлось. Или, может, она сама захотела остаться не у дел? Почему-то никак не могла перешагнуть через навязчивое желание отгородиться от всего мира, остаться одной. Зачем ей эти шашлыки, зачем ей этот Антон? Да, симпатичный парень. Да, есть в нем что-то этакое. Но это ведь уже было, было! Ведь в том, который лишился собственного имени, тоже было что-то этакое! И чем хорошим это закончилось?! А ничем, ровным счетом ничем! И зачем ей снова это? Сначала Женька улыбнется ему в ответ на его приветливую улыбку, потом влюбится, потом забудет себя, потеряет голову от любви. А потом… А потом, когда… когда настанет самый ответственный момент, он тоже бросит, как тот, безымянный. И тоже потеряет свое имя. Потому что они все бросают в самый ответственный момент, все до единого! Ведь никому верить нельзя, ведь все предатели, все как один!
Женя бродила по полянке, подкидывала опавшие листья носками кроссовок. Листья так приветливо шуршали, но этот приятный звук почему-то пугал Женю. Ах, да, ведь точно так же несколько лет назад они бродили с тем, чье имя она теперь панически боялась произнести вслух, только в тот раз она была в туфлях и юбке, даже без колгот, благодаря чему тот, чье имя она прокляла навеки, сумел одним горячим прикосновением навсегда внедриться в ее душу. Шуршание листвы лезвием по стеклу отдавалось в сердце, но Женя вновь и вновь пинала листья, как законченная мазохистка, словно бы наслаждаясь кошмарными воспоминаниями.
А потом она нашла потрясающе красивый кленовый лист. Огромный, как будто выращенный сумасшедшим селекционером, и переливчатый, с плавно переходящими друг в друга цветами: с одной стороны бледно-желтый, с другой — багровый, а в середине — пламенно-оранжевый. Не сумела пройти мимо такой красоты. Женя наклонилась, подняла шедевр незримого мастера. А приглядевшись повнимательнее, заметила: другие-то листья тоже были красивые. Может, не такие неестественно-огромные, но в цветовой гамме ни капельки не уступали собрату. И она стала собирать листья в букет, один лист к другому, словно бы забыв обо всем на свете, не замечая заинтересованного взгляда малознакомого Антона, не обращая ни малейшего внимания на то, как украдкой целуются Лариска с Вадимом…
На мгновение Жене показалось, что не было всех этих лет. Что ей снова восемнадцать, что сегодня — второй ее день в роли учительницы истории. Пусть пока еще практикантки, но все-таки учительницы. Что вчера после уроков они веселою гурьбою с такими же практикантами отправились в парк обмыть начало практики, и там… неожиданно для нее самой, но крайне желанно, скорее, даже долгожданно, Женя почувствовала на своей голой коленке Его руку. В то время Он еще не был безымянным, у него было восхитительное имя. Как же его звали? Нет, нет, забыла, Женя не могла его вспомнить, она даже не знала его имени, ей, наверное, только показалось, что Его звали… Нет, все равно не помнит! Она помнит только, как забилось отчаянно сердечко в предчувствии любви. Да, это было вчера, а сегодня они бредут уже вдвоем с тем, чье имя ей, видимо, лишь надуло ветром, нашептало листьями во время той прогулки. Они вот так же пинали листья, подыскивая укромную полянку, и Женя точно так же, как и в эту минуту, собирала свой осенний букет. А потом… Что же было потом? Потом Он, чье имя до сих пор не давало покоя, тихонько подошел сзади, обнял, сладко поцеловал в ушко… И… И что? Что такого необычного случилось в ту минуту?! А ничего. Ровным счетом ничего особенного. Просто Женя пропала. Умерла. И как же она до сих пор не понимала, что умерла именно в ту минуту, именно там, в лесу, когда была вдвоем с тем, от чьего имени ее до сих пор бросало в жар. Да-да, именно тогда, в самую, как ей казалось, сладостную минуту ее жизни она и умерла, а вовсе не тогда, когда малыш, ее нерожденный мальчик, не захотел появиться на свет в этом жестоком мире…