— Глупая, — проворковал Городинский. — Какая же ты у меня глупая! И за что только я тебя люблю? Нет, миленькая, не надо по морде. И руки крутить не надо — не поможет, я его знаю. Большая, должен тебе доложить, сволочь этот Зимин! Я бы даже сказал — редкая. Редчайшая. Большой пакостник. А если еще речь идет обо мне… Если б ты только знала, как он меня ненавидит! Еще бы — сам ведь питал надежды взобраться на сцену. Голоса, правда, никакого, о внешности вообще промолчу — а туда же. Кааа-зззёл!!!! Для того ведь и на Алине женился, как только понял, что от нее что-то зависит. Да только Алина дока в профессии, она сразу чувствует фальшь. С первого взгляда определяет, у кого есть будущее, а у кого фига с маслом. Знаешь, мне Алину просто жалко. Несчастная баба, ей Богу. На нее ведь мужики-то только из выгоды и бросаются. Ну я-то как раз ее пожалел — ты же знаешь, я не такой, я ж не Зимин какой-нибудь, чтобы жениться ради выгоды. Понимаешь, она на меня такими глазами умоляющими глядела. Она как раз тогда, наконец, и поняла, что Зимину от нее нужно одно. Может, потому и кинулась на меня. Может, сразу влюбилась, а может, просто хотела отомстить этому гаду, а уже потом без памяти в меня влюбилась. Нет, Женечка, нет, родная моя. С ним говорить бесполезно — поверь моему опыту. Тут разговоры не помогут, не понимает эта сволочь человеческого языка. Тут другое нужно…
Он пытливо заглянул в ее глаза.
— Женька, милая, ты же знаешь, как я тебя люблю? Знаешь, правда?
Ах, за эти слова Женя для него горы готова была свернуть! Любит, он ее любит! Она, конечно, надеялась на это, но ведь Димочка никогда этих слов не говорил, всегда держал чувства глубоко в себе. Вернее, сам не говорил, разве что на ее вопрос 'Димуля, ты ведь меня любишь?' отвечал: 'Да, детка, конечно люблю', но ведь это совершенно разные вещи! А потому она только терялась в догадках: кто она ему? Просто любовница, каких много? Или же… Или любимая женщина? Пусть не жена, но просто любимая женщина. Теперь же его слова осчастливили, окрылили Женю. Любит! Он ее любит! Вот только как же быть с Зиминым?..
От несказанного счастья и в то же время смертной тоски в Женькиных глазах сверкнули слезы. Городинский нежно поцеловал ее в губы, потом осыпал поцелуями щеки, следа не оставляя от соленой влаги:
— Родная моя, любимая моя! Выручай! Только на тебя могу положиться, тебе одной доверяю! Ты одна можешь меня спасти!
В эту минуту Женя готова была умереть ради него. Все, что угодно готова была сделать за одни эти слова: 'родная, любимая, только ты'! Но Зимин…