Сладкий перец, горький мед (Туринская) - страница 103

— Не знаю, как и сказать тебе такое, Вова. Представляешь, что Татьяна моя удумала? Влюбилась в первого встречного да замуж за него собралась. Что делать, прямо и не знаю. Может, ты чего-нибудь придумаешь?

Дрибница побледнел, сжал кулаки, только глазки-буравчики продолжали сверлить собеседницу с немым укором: мол, как же так, как вы допустили такое, за что ж я вам плачу столько лет. Через несколько долгих мгновений, когда первый шок прошел, спросил, сдерживая эмоции:

— Кто такой?

— Да журналист какой-то. Вернее, пока не журналист. Еще не работает, только-только институт закончил. Вот я и говорю — какой он муж для нашей Татьяны? Для того ли мы ее холили, лелеяли…

Дрибница перебил бесцеремонно:

— Вы вот что, Ада Петровна. Пусть она по-прежнему не знает, что мы с вами иногда видимся. И об этом разговоре тоже. Пусть думает, что я пребываю в счастливом неведении.

Ада Петровна закудахтала:

— Как же так, Вова, неужели ты позволишь ей наделать глупостей? Надо же что-то делать, что-то предпринимать…

— Что предпринимать? Она взрослый человек, способна сама принимать решения.

— Да какой же взрослый, что ты такое говоришь, Володенька? Она сама нарешает, напредпринимает. Неужели ты позволишь какому-то выскочке…

— Ада Петровна! — снова перебил Дрибница. — Я вам уже сказал: мы с вами не встречались и я ничего не знаю!

— Так что же это, мне к свадьбе готовиться?

— Готовьтесь. И она пусть готовится. И вот еще что, — потер подбородок, словно обдумывая что-то. — Вы уж проследите, чтобы она была самой красивой невестой. Не экономьте на ней.

— Как же так, Вова, неужели ты даже не попробуешь…

— Я все сказал, Ада Петровна! До свидания.

***

Первые месяцы после родов Люба сейчас вспоминала с улыбкой. Тогда ей казалось, что жизнь закончилась, никому она теперь не нужна и никогда уже у нее не будет ничего хорошего и нет выхода из этого тупика. Смешно, честное слово! Как в том анекдоте — "из любой ситуации есть как минимум два выхода", — думала муха, попав корове в желудок". Вот и Люба нашла свой выход. Она таки умудрилась привести себя в порядок, экономя на еде и фруктах для себя и маленького Коли, но уже через три месяца после принятия решения была стройна, свежа и приятна мужскому глазу. Вот такую Елисеев принял ее без разговоров. Правда, теперь приходилось объем работы делить не на двоих с Галкой-экзоткой, а на троих, так как Елисеев категорически отказался увольнять Леночку, занявшую некогда Любашину вакансию. Но так получилось даже лучше — ведь часть немощных старцев теперь приходилось обслуживать Леночке. С доходами тоже все было нормально — предприимчивый Елисеев "приватизировал" сауну еще и на субботу. По четвергам, как и прежде, девочки "угощали" молодыми телами влиятельных отцов города, по субботам же оттягивались на полную катушку не столько административные, сколько финансовые хозяева города.