***
Дрибница в очередной раз засунул любовь в самый дальний уголок души. Многочисленные попытки объяснить любимой происходящее лишь мелким недоразумением потерпели полное фиаско. Таня ничего не желала слушать. Дрибница злился на нее за непонятливость, иногда ему хотелось схватить ее за плечи и трясти до тех пор, пока она, наконец, не поймет, что рождение Дрибницы-младшего ничего не меняет в его планах относительно самой Тани. Он тщетно пытался объяснить ей, что ни сейчас, ни когда-нибудь в будущем никто — ни глубоко презираемая им жена, ни ее ребенок, ни кто-либо еще — никто не сможет занять в его сердце ее место. Но она была упряма и непреклонна. Но нельзя на нее обижаться. Таня тысячу раз права — он подлец, и ничего с этим не поделаешь. И, судя по всему, в ближайшее время ему не стоит рассчитывать на прощение.
А потому Володя решил переждать некоторое время. Пускай в Таниной душе уляжется праведный гнев. А уж потом придется начинать все сначала. Характер у Тани — не дай Бог, гордая, капризная и вредная одновременно. Шесть лет ему потребовалось для того, чтобы сломить ее упорство! Оставалось надеяться, что на сей раз он управится быстрей. Но терпением запастись все же придется — раньше, чем через год, ему и рассчитывать не на что. И то еще, если очень повезет. С нее станется и три, и четыре года нервы ему мотать. Ну да ничего, он упорный. Да и, как ни обидно признавать, а сам ведь во всем виноват — ведь счастье было так близко, а он все испортил своей несдержанностью. Вот что значит отречься от жизненного кредо! Клялся же себе в глубокой юности: "Ни одного поцелуя без любви", а сам взял, да и отправил жену в декретный отпуск. Дрибница улыбнулся про себя: "А собственно, от кредо-то я и не отступал — поцелуи были только на свадьбе, но от них, как известно, не беременеют". Да, смех сквозь слезы — с чем-с чем, а с поцелуями он к Любке действительно не приставал. Да и как он мог целовать ее после того, как она своими губами пыталась прикоснуться… противно даже говорить, к чему! Чего может заслуживать такая женщина, кроме презрения?! И он презирал. Ох, как он ее презирал!
Тем временем живот Любкин рос день ото дня, тем самым напоминая Володе каждую минуту пребывания в доме о его грехе перед Таней. И, дабы избежать лишних напоминаний о том, о чем забыть невозможно, Дрибница сплавил жену с глаз долой. Сначала хотел отправить ее к своим родителям в родную Нахаловку, да после одумался — а что, если эта грязь там что-нибудь этакое выкинет? Опозорит не только Дрибницу, а и его родителей? За что им такое позорище на старости лет? И, пожалев стариков, снял для ненавистной супруги однокомнатную квартирку на окраине города, подальше от себя да подешевле. Деньгами, правда, снабжал. Не так, чтобы слишком уж задаривал дензнаками, но чтобы на фрукты-овощи хватало без проблем, да еще на какие женские надобности. Ближе к родам нанял ей помощницу, чтобы и по хозяйству ловкая была, да медицине хоть чуток обученная. В общем, чтоб перед самим собой не стыдно было, что бросил бабу на сносях. Вроде как для самоуспокоения: мол, у нее все есть, она ни в чем не нуждается. Успокоился и забыл о существовании законной супруги. Ну, почти забыл. Забудешь тут о ней, грязной бабе, когда личная жизнь из-за ее брюха прахом пошла!