— Товарищ Белецкий!
Я открыл глаза и, ничего не соображая, уставился на склонившегося надо мной Кемберовского. Кемберовский, как всегда, был свеж, чисто выбрит и подтянут. Его лицо храброго оловянного солдатика выражало недоумение и исполнительность. Это меня окончательно убедило, что Кемберовский был не из сновидений, а из действительности.
До чего же мне не везло: можно сказать, первый раз в жизни приснился сон, так его обязательно должны прервать на самом интересном месте! Но что поделаешь, у каждого из нас есть свой Кемберовский, который неизменно возвращает нас к реальной действительности.
— Разрешите доложить, товарищ Белецкий?
Я поднялся и привычным движением начал натягивать сапоги.
— Докладывайте.
Кемберовский принял было стойку «смирно», но потом, сообразив, что обстановка для этого малоподходящая, а полупроснувшийся субинспектор ничем не отличается от других людей, находящихся в том же состоянии, стал вольно.
— Сегодня утром Лохтину накололи…
— «Накололи»?
Кемберовский покраснел и встал «смирно».
— Виноват, товарищ субинспектор. Сегодня утром мною установлено местожительство свидетельницы Лохтиной, которая проходит по делу Богоявленского.
— Ясно. Садитесь.
Кемберовский понял, что официальная часть закончена, и сел на диван.
— А вы крепенько вздремнули, — улыбаясь, сказал он. — Никак вас добудиться не мог. И разговаривали во сне. Все какого-то Николая поминали. Наверно, родственником вам приходится?
— Да, — сказал я, — только дальним: по Адаму… Кстати, сколько сейчас времени?
— Половина одиннадцатого.
— А где Лохтина? Вы ее сюда привезли?
— Никак нет. Такого распоряжения не было.
— Знаю, но не сбежит?
— Что вы, товарищ Белецкий! Не тот возраст: не то что бегать, а и передвигаться, извините за выражение, ей трудновато. Не сомневайтесь: я там на всякий случай приказчика оставил.
Приказчика, конечно, оставлять не следовало, но мне не хотелось понапрасну портить настроение этому исполнительному парню. В конце концов что сделано, то сделано…
— Распорядитесь насчет лошади. Через пять минут я сойду вниз.
Действительно, ровно через пять минут я уже сидел санях рядом с застывшим, как на параде, Кемберовским. Кучер Силыч чмокнул губами, взмахнул кнутовищем, и наша серая лошадка с тощим задом так припустила по накатанному снегу, будто впереди ее ждали овсяные реки с пшеничными берегами.
Время от времени сани на поворотах заносило, и плечо Кемберовского на миг прижималось к моему.
Кемберовский поспешно отстранялся и неизменно говорил:
— Виноват, товарищ субинспектор!
Здорово его обтесали в армии! Неужто он такой же и дома?