Когда мы подошли к площади, Нюси еще не было.
— Может, не придет?
— Чудак, — снисходительно сказал Виктор. — Когда ты видел, чтобы девушки приходили на свидание вовремя? Они рассуждают так: приходить вовремя — значит себя не уважать. Понял? Недаром в романах пишут: «Ноги его стыли, а сердце пламенело…»
Ноги у меня действительно стыли, и весьма основательно. Я начал выбивать чечетку.
— Давай, давай! — поощрял Виктор. — Что, как кляча, ногами перебираешь? Огонька не вижу, давай огонек!
— Ай да молодец!
Я обернулся: Нюся. Закутанная в платок, она казалась еще меньше ростом, чем обычно.
— Здравствуйте, ребята, а где Сеня?
Виктор лихо щелкнул каблуками:
— Семен Иванович изволили передать, что в связи с избытком дел не имеет возможности осчастливить вас своим появлением. — И добавил: — Сеньку вызвали…
— Ну вот, опять работа, — недовольно надула губы Нюся. — А мы с ним в синематограф собирались… Я еще у мамы отпрашивалась…
Не знаю, что Нюсю больше расстроило, отсутствие Сени или то, что она сегодня не попадет в синематограф, но в глазах ее была глубокая скорбь.
Видимо, Виктору ее стало жалко.
— Знаешь что, — сказал он, — а если мы сейчас втроем в «электричку» пойдем? Хочешь?
— А Сеня не обидится?
— Чего ему обижаться? — горячо, даже слишком горячо сказал я. — Ведь мы его друзья!
Мне этот аргумент тогда показался убедительным, более того, я, кажется, всерьез верил, что развлечь Нюсю наш дружеский долг. Вообще так получилось, что мы отправились в электротеатр только ради Сени. А когда билетов в кассе не оказалось, Виктор уже как само собой разумеющееся предложить посидеть немного в «Червонном валете», небольшом литературном кафе. Таких кафе в 1918-1919 годах в Москве было много — «Бом», «Кафе футуристов», «Кафе имажинистов», «Сопатка» (кафе СОПО — Союза поэтов), «Стойло Пегаса». Каждое из них старалось щегольнуть своей эксцентричностью. В одном — оранжевые стены, украшенные непонятными изображениями, и выписанные аршинными буквами стихи Бурлюка: «Мне нравится беременный мужчина». В другом — полотнище со стихотворением Есенина: «Плюйся, ветер, охапками листьев, я такой же, как ты, хулиган».
Здесь читали стихи, спорили, курили, пили желудевый кофе с сахарином, устраивали различные диспуты. Публика в «Червонном валете» была самая разнообразная: окололитературная молодежь, непризнанные «великие» художники, бывшие присяжные поверенные, артисты, участники различных литературных кружков, кокаинисты, искусствоведы, шулера, театральные критики, налетчики и зубные врачи.
Мы забились в дальний угол. Виктор и Нюся сели на диванчик, а я на стул.