Они спустились по лестнице вниз к столикам кафетерия, и она, да, именно она, а не он, умудрилась выбрать именно тот столик, за которым они с Дженифер сидели в тот ужасный день, когда она сказала, что хочет развода.
Когда он принес на подносе чай и два огромных куска фруктового кекса, завернутых в целлофан, он рассказал ей об этом. Он подумал, а почему, черт побери, нет? И рассказал все. Надо было что-то делать с этой пустотой, ничего большего он не имел в виду. Он рассказал бы ей и о Питере Моране, признавшемся в сексуальном домогательстве ребенка, но его запрет на разговор о таких вещах с женщиной, даже если она и полицейский, удержал его.
— У вас были плохие времена, — вздохнула девушка, — море ужаса. Но будем думать, что теперь дела пойдут по-иному.
— Надеюсь, что вы правы. Мой отец обычно говорил: «Не унывай! Могло быть и хуже», поэтому я и не унываю. Действительно, могло быть и хуже.
Сьюзен рассмеялась, а Джон подумал, что, возможно, его слова прозвучали неплохо, даже остроумно. Он был рад, что не добавил, что отец никогда больше так не говорил после смерти Черри. А потом, когда она доела свой кекс, стряхнула крошки с темно-синей юбки и кончиком пальца смахнула сахарную пудру с картинного подбородка, он подумал, а почему не пригласил ее пообедать с ним? Хорошо бы сегодня вечером посидеть в том индийском ресторанчике, в который они заезжали с Марком, у Хилл-Стейшн. Вероятно, по двум причинам, рассуждал он, когда они встали из-за стола и вышли с площадки, где и расстались. Она продолжила свой путь к северу через Сады, а он направился к Февертонскому выходу. «Две причины. Первая — я думал бы о Дженифер, представлял бы, что она — это Дженифер, и мог бы по ошибке назвать ее Дженифер. А вторая — я просто боюсь. Боюсь, что она могла бы отказаться. И это, наверно, более действенная причина, — подумал он, когда Сьюзен обернулась и помахала ему рукой. — У меня бы не хватило выдержки принять ее отказ».
Для лучшего обзора панорамы горных цепей, склонов с оливковыми рощицами и кипарисами, небольших водопадов и развалин древнего храма на смотровой площадке, расположенной на вершине холма, был установлен телескоп. Предполагалось, что за небольшую плату в одну драхму, которую туристы должны были опустить в монетоприемник, можно увидеть больше, чем просто неясные очертания окрестностей, но телескоп действовал недолго, и даже щель монетоприемника была залеплена грязью. Манго перегнулся через низкую стену ограждения и глубоко вздохнул. Здесь, наверху, удовольствие дышать воздухом, настоянным на разогретых на солнце чабреце, орегане и лавровом дереве, было гораздо сильнее, чем просто вдыхать аромат тех же трав на склоне холма. Не составляло большого труда поверить, что боги спускались на землю именно здесь. Манго уже представлял их ожившие статуи, гораздо больших размеров, чем в жизни, в широких, похожих на плывущие облака одеждах.