Я слабо улыбаюсь. Спину приятно жжет и покалывает. Прожариться — именно то, чего бы мне сейчас хотелось.
Изба маленькая, кособокая, забитая множеством как хорошо знакомых мне, так и совершенно невиданных вещей. Помимо неказистой самодельной мебели — кровать, шкаф, сундук, стол — и обычной деревенской утвари, здесь по стенам висят разнокалиберные деревянные колеса, какие-то доски с дырками цепи, кольца из проржавевшего железа. Очень много ламп, фонарей, свечек в саморезанных деревянных подсвечниках.
Есть, однако, и приметы цивилизации, которые сразу успокоили меня, едва только дед Чага перетащил мое полумертвое от холода и усталости тело через высокий порог. На кованом крюке висит радиоприемник «Океан» — у нас в Казани был такой же — а рядом настенный календарь за 1980 год с неизменным олимпийским мишкой. Стало быть, я в своем времени, а не в эпохе Ивана Грозного. Это хорошо. Хотя бы это — хорошо.
— Как тебя занесло в такую глушь?
— Не помню, дед. В экспедицию ходили, дальше не помню. Не знаю почему, начинаю рассказывать какую-то версию и решаю разыграть амнезию. Рассказывать правду невозможно, да и не хочется. Неизвестно, как человек отреагирует на такой рассказ, а на новые неприятности нарываться не хочется. Сейчас главное восстановиться и встать на ноги, а там посмотрим…
— Совсем ничего?
— Чего?
— Не помнишь?
— Плохо помню, дед. В голове туман — отморозил бошку, видать.
— Говорить можешь, значит, не отморозил. Звать-то тебя как, помнишь?
— Артем.
— Артем… — дед наливает в кружку кипяток и идет ко мне. — На вот, чучело, кишки погрей. А экспедиции да… Бывают. Как про треугольник узнают, так и прут. В треугольник ходили ж, так?
Беру кружку и обжигаю язык. Кипяток крутой, аж слезы навернулись.
— Какой треугольник? — спрашиваю, еле ворочая обожженным языком.
— Эмский.
— Не знаю… Не помню. Что за треугольник?
— Аномальная зона… — дед внимательно смотрит мне в глаза и приседает. — Да я смотрю, ты и сам аномальный! Что это с глазами у тебя?
Глаза. Я про них уже и забыл…
— Не знаю… Такой родился.
— Уродился… Где уродился-то? В Чернобыле?
— Почему в Чернобыле? — удивляюсь.
— А то, может, у тебя и хвост есть? — странно усмехается дед.
Вопрос мне непонятен. Что за город? Где? Почему я должен был «уродиться» именно там?
— Знаю кое-что про Чернобыль-то… Своими глазами видел, — дед крутит в пальцах папироску и смотрит куда-то в одну точку остекленевшими глазами. — Покруче треугольника будет…
— А там что, все с разноцветными глазами и хвостами? — пытаюсь пошутить я.
— Там, чучело, в восемьдесят шестом много наших полегло…