Примерно через час я всаживаю колун в последний чурбан. Дело сделано. В четыре руки мы перетаскиваем наколотые поленья под навес у сарая. В сарае пофыркивает строгая кобыла Таисия. Это она вчера выволокла меня, полумертвого, из оврага. Кроме сарая, в хозяйстве деда Чаги имеется еще крохотная банька, срубленная в лапу. Постройки обнесены покосившимся забором. Над воротами табличка: «Кошарское лесничество. Кордон № 3».
Дед растапливает баню, я таскаю воду из колодца. Моемся мы по очереди — вдвоем в тесной мыльне не развернуться. После бани, распаренные и благодушные, садимся обедать. Чага наливает в граненые стограммовые стаканчики самогон.
— Родные есть?
— Мать.
— Ну, давай за нее, чтобы здорова была и тебя дождалась.
У меня перехватывает горло. Легко сказать — «дождалась» — Столько лет прошло…
Словно угадав мое настроение, дед кивает:
— Боишься? Думаешь, похоронила тебя мать? Ну так материнское сердце не обманет. Если ты без вести пропал, она всю жизнь тебя ждать будет… За нее!
Пьем, закусываем медвежьим салом, хлебаем густой вчерашний суп из куропаток. Чтобы отвлечь меня от грустных мыслей, Чага рассказывает про М-ский треугольник:
— Места тут знатные. В Скопине раньше старообрядцы жили, а сейчас одни развалины остались. Зона, она вокруг Центральной поляны лежит. Выселки, Демидовская просека, Змеиная горка, Черная речка, Ведьмины кольца, Белая гора, река Сылва, Космодром — все это мое хозяйство. Летом тут людно бывает. Ученые приезжают. А зимой глухота, одни волки. Да еще вот ты!
— А ученые зачем?
— Ищут.
— Что ищут?
— Черт их разберет, что они ищут. Тарелки…
— Что за тарелки?
Дед поднимает глаза вверх.
— Летающие.
— Летающие?
— Пытаются выйти на контакт.
— А сам ты тарелки эти видел?
— Может, и видел.
— Что значит, может?
— То и значит, что не должно этого быть. А оно, видать, есть. То поляну найду выжженную, то в небе что пролетит…
— Прям тарелка?
— Может, тарелка, а может, и не тарелка. На трезвую голову уже не помню, а на пьяную всякое привидеться может.
— А на трезвую никогда не видел?
— А трезвой она и не бывает, — усмехается дед, опрокидывая рюмку.
— Зачем же ты все время пьешь?
— Потому что, чучело… если б увидел на трезвую — свихнулся бы.
Остаток дня проходит в сборах и заботах. Завтра утром я покину этот медвежий угол. Чага дарит мне засаленную телогрейку, вязанную шапочку, собирает нехитрую снедь — сухари, сало, несколько луковок, пачку печенья.
— Извини, парень, денег у меня нет. Ты уж сам извернись как-нибудь, — говорит дед.
— Извернусь, — уверенно говорю я и отправляюсь спать. Завтра будет тяжелый день…